Автобиография 2
- Главная страница »
- А. Набабкин-Романюк. Биография »
- Об авторе »
- Автобиография до 20 лет » Автобиография 2
Автобиография до 20 лет 2 часть
Правда, если доходило до рукоприкладства, то это тоже, в основном давало мне не врагов, а друзей. Потому что дрался всегда лишь за правду и справедливость. Однажды, еще до моих серьезных занятий, мы работали на полях. Садили капусту на специальных тракторах. Один старшеклассник, Саша Карпов, попробовал как это бывает «при девочках» меня пооскорблять. Ну и получил такое же в ответ. Вообще, Саша очень походил на Адреано Челентано. И внешностью и поведением и своим каким-то ненадуманным иногда туповато-обезаруживающим юмором. После рейда туда-назад, мы сошли с тракторов и он немедленно позвал меня на выяснения. За нами увязались несколько человек с его и моей стороны. В ложбине все и началось. Я никогда никого не бил первым. Это было мое золотое правило. Поэтому ударил первым он, но потом, почувствовав, что «началось», и я не остался в долгу. Надавал ему ответных колотушек. Мы с ним крутились на пригорке, но верхние позиции в основном удавалось занять мне :-). Может это меня и спасло. Драку остановили, когда мы оба были в крови. К чему этот случай? К тому, что этот парень слыл самым рьяным психом по школе и, поговаривали, что в драке мог даже убить и ему «за это ничего не будет». ;-). Однажды он дрался до тех пор, пока не сломал себе руку! Другой раз прыгнул из окна и упал лицом вниз со второго этажа, когда его пытались «приструнить» воспитатели. Он действительно был смелым и сильным, но – это было мелочью по сравнению с его «неудержимостью». После драки он пожал мне руку и, сплевывая кровь, прямо сказал: «Я думал, ты сочканешь! (испугаешься) А ты – молодец!».
Неудивительно, что спустя годы, уже в 1991 году, этот парень узнав о том, что со мною произошло, нашел меня и выразил готовность помогать чем может, с ним тоже произошли определенные религиозные сдвиги. Через полгода я вторично уехал «в неизвестность», а он еще через полгода обошел половину Краснодарского края, ища «слухов» обо мне. Это фантастично, но он все же нашел меня, не имея никакого адреса. В тот момент, когда я был между небом и землею: решалась моя дальнейшая судьба: мы с Антониной только что были пущены на чужую дачку на короткий срок. Он приехал из Сибири сначала в Ставропольский Край, потом в Краснодарский, потом в Крым, как-то узнал что-то обо мне, потом выяснил где жила женщина, с которой я тогда связал судьбу. Она ушла со мною из своей тогда уже формальной семьи, противопоставив своему личному покою «интересы Бога». О благополучии тогда уже говорить не приходилось.
Так вот этот Саша сначала открыто заявился в «осиное гнездо», в оставленную ею семью: к мужу, младшей дочке, зятю и внукам. Там все еще кипело и клокотало, от произошедших событий! А он стал выяснять: «Куда вы дели нашего Саню?!». Он провел у них целый день, настойчиво расспрашивая и рассказывая о том, «что это за парень» (то бишь я :-)). После чего муж «уведенной» мною женщины, наверное, окончательно понял, что сильно погорячился, однажды ввязавшись со мною в драку ;-) и отныне держался от меня на дистанции, хотя до этого грозился всех порешить ;-). Думаю, во время рассказов Саши о моем детстве и юности он невольно вспоминал как я подмял под себя его, здоровенного строителя, сильного мужика, сорока пяти лет и охаживал его так «аккуратно», чтоб «не попасть по лицу» ;-). Хватка у него действительно была железная, - как и предупреждала Антонина, почувствовав ее в критический момент на своих плечах, мое сознание выдало лишь один сигнал – атаковать. Ему тогда ничего не оставалось, как лежа под моим коленом, вцепиться мне зубами в палец. После он произнес классическую фразу, выражавшую все его недоумение по этому вопросу: «Это так у вас, у христов, можно, да?» В общем, хорошая физподготовка мне изредко, но очень пригождалась по жизни ;-).
Ну, а в тот вечер я вышел в туалет на улице, подхожу, слышу шорох за дверью. Тишина, звезды горят, мы с Антониной одни в радиусе нескольких километров, а ситуация накаленнейшая – кругом одно недружелюбие: никто еще не привык к такому поступку и не может понять как и почему можно было уйти с молодым и безродным в никуда. Отступаю на шаг от двери и спрашиваю так это, между делом, подавляя волнение: «И кто это тут?». Получаю в ответ: «Я».
- Кто я?
- Саша
И он выходит. У меня глаза на лоб, - никто из старых знакомых моих несуществующих координат знать не мог, между нами должны были быть тысячи и тысячи километров, за этот год – никаких вестей, никакой информации!
- Как ты тут оказался?
Ему немного неудобно, но он в своем репертуаре отвечает:
- Как-как! В Анжерке в туалет сел, а здесь встал!!! ;-).
* * *
Спорт спортом, чтение чтением, но параллельно с этим в 8 лет я начал писать стихи, в 9-10 прозу. В условиях интерната, где ни у кого нет ничего «своего», а все – только общее, были проблемы с хранением написанного. Каждый год переезжаешь на другой этаж, в другое «крыло», на лето – уезжаешь в лагерь, а кроме тумбочки на двоих тебе ничто не принадлежит. Но и тумбочка – три раза в день осматривается. Сначала я прятал все под матрацем или под одеялом. У меня все время были битком набиты и оттопыривались карманы. Даже, когда сбежав из интерната мы попали в милицию, это сыграло свою положительную роль. Нас обыскали, наткнулись на мои стишки. После этого, по крайней мере, материть перестали ;-)и отпустили в интернат «своим ходом». Человек, который пишет такое в таком возрасте сразу вызывал уважение и доверие… ;-)
Однако со временем в этом плане я получил привилегии: мои «бумажки» никогда не выбрасывали и не трогали. Когда все привыкли к этому, мне стали дружно помогать: кто-то давал бумагу, кто-то стержни, в общем, кто чем мог. При этом никто никогда не лез узнавать что я там пишу!!! И это – годы в условиях, когда 200 человек живут под одной крышей, когда то и дело проходят какие-то уборки, проверки, переделки, летнее переселение в лагерь, субботне-воскресное разъезжание по домам у кого они есть и так далее. Не говоря уже о нашем абсолютном бесправии. Кому мы нужны, кроме самих себя?
Разумеется, этому моему дару пробовали найти применение, но дело не пошло: по заказу я писать не умел. Парой статей в газете, да годом общешкольной стендгазеты все и ограничилось… В плане общественных обязанностей меня всегда чем-то нагружали, но говорили: «На Набабкина где залезешь, там и слезешь!» ;-). В том смысле, что никакого излишнего энтузиазма я не проявлял в этих делах. Странный такой председатель отряда, знаменосец дружины, редактор школьной стенгазеты ;-). Как человек – молодец, но «работать», блин, не хочет!!!
В 11 лет, едва перейдя в пятый класс, я неожиданно «за хорошее поведение» был «десантирован» в Артек. Здесь я в нижнем ряду крайний слева.
Даже не успел понять как это произошло: трах-бах и готово. Видимо, сказались не мои достоинства, а чьи-то явные симпатии :-). Тут со всей силой и обнаружилась странная закономерность: я существовал, но, мало того, что никому не был нужен, кроме как рабсила, так меня еще и будто бы не видели в упор! Это случалось и раньше, но среди «своих» как-то не так бросалось в глаза и терпеть было можно. Но тут!
Первое: меня не оказалось в списке во время посадки в поезд, хотя мы добросовестно и своевременно отметились по приезду на пункте сбора, в каком-то комсомольском «гнезде». А это – в другом городе (Кемерово), зимой. В кармане только пять рублей «на все про все» – дала воспитательница от себя. Кстати, эта женщина тоже впоследствии оказалась моей дальней родственницей и тоже проявляла ко мне много дружеских чувств. Конечно, меня посадили, после всех, когда увидели, что на перроне остался я один из сотни человек. Стоит такой себе мальчуган, с навернувшимися на глаза слезами! Место мне нашли, только то, что «осталось», то есть тут я уже точно понял, что в моей жизни случайного не бывает, все предписано, своим желанием здесь ни на что не повлияешь: придется пользоваться тем, что дается. Было неприятно убеждаться, что в этой жизни я как бы «вне ее закона», мое – только то, что сам имею и создаю. Мало того, что мне и так мало надо для жизни, так мне еще и ничего не дают! В силу детского возраста я поставил этой обнаруженной закономерности знак «минус», иногда в особо обидных ситуациях плакал от этого. Позже, понял, что ни минуса, ни плюса в этом нет, это просто «особенность», «данность», которая что-то дает для моего персонального существования. Своего рода «Воля Божья». Все эти случаи нет смысла перечислять. Кстати, это был «черный» период в жизни страны – за день или два перед отправкой в Артек умер Брежнев. Хоронили его, когда мы были уже в пути. Поезд прощально давал гудки… Уходила прежняя жизнь. Навсегда.
В Артеке, (Дружина Кипарисная) где люди собрались абсолютно друг другу незнакомые, все получили какие-то должности, поручения, обязанности и так далее. Кроме меня. Я как обычно взял себе в подшефные слабого и младшего. Звали его Рафаэль, он был из Азербайджана, все время плакал по дому, по-русски почти не говорил. Мимо такого я пройти не мог: помогал ему словом и делом. Когда же он освоился – стал таким же как все, резвым и наглым, наши пути разошлись. Наша дружина носила название «Кипарисная», и мы были закреплены за погранзаставой. Все 40 дней из нас морально и физически готовили этих самых пограничников. А еще барабанщиков и танцоров. А еще я состоял в радиокружке, потому что до Артека как раз пошел в такой кружок при Химзаводе.
В конце сезона почти всех наградили. Я «ничего не делал», мне ничего и не досталось… Мне, ребенку 11 лет, стоило определенных сил понять это, принять и научиться не обижаться на «судьбу»! Таким образом, Бог приучал меня не полагаться ни на кого кроме самого себя и не воспринимать «хорошо» и «плохо» по меркам социума. Обнаруженный «главный принцип жизни» был прост: «кто смел – тот два съел», но он противоречил моей натуре и, получалось, что я хотел плетью обух перешибить. Вот так я и пошел окольными дорогами к тем же целям, что и все, чтоб показать и доказать, что можно многое совершить и сотворить в этой жизни не по тем принципам, которые стабильно дают ожидаемый результат, но приносят много грязи, противного и безжалостного. И тут я увидел, что здесь все действительно стало идти мне навстречу, странным образом как бы оправдывая такой мой подход! Это было моё! Но чтоб шагать так: одновременно в авангарде и в тоже время в стороне от общего потока, нужно было знать во имя чего все это, почему все так получилось и получается! И этому должны были быть определенные предпосылки как внутри меня самого, так и во внешней жизни.
Для этого, прежде всего, нужно глубоко верить в самого себя. Ну а чтоб такая вера была в наличии, для нее должны быть объективные предпосылки и это должно было зиждеться на чем-то конкретном, проверенном. Других-то обмануть можно, а себя как? ;-). С другой стороны было очевидно, что Некто (назовем его – Бог) явно готовил меня уметь морально противостоять «сильным», «большинству», «обществу» и «коллективу», сложившимся стереотипам и канонам. Я видел поведение «сильных», «активистов», «учителей», «воспитателей», «знаменитых» и все больше приходил к пониманию, что жизнь положу на то, чтоб не процветали такие вот их качества, представления, волчьи законы! И я думал это сделать через те внутренние силы, которые чувствовал в себе, то есть через творчество, через написание книг.
К 14 годам, для того, чтоб получить такую веру в себя, создались все предпосылки: я начал вести дневник (который так или иначе веду до сих пор) и внимательно следить за собой, своими мыслями, чувствами, намерениями, стремлениями.
Со временем набежали тысячи страниц…
Подытоживал все и сознательно готовился к выполнению работы, которую до меня еще никто не выполнял. По крайней мере, изучив мировую историю, культуру, литературу не по учебникам, а по своей индивидуальной системе, я нигде не встретил аналога тому своему миропониманию, которое просилось наружу в виде творчества и более того. Со временем в дневник попало огромное количество уникальных наблюдений за собой и другими, анализ был еще детский, но он – был! Мне так же становилось все более понятно, что наиболее близко к моему пониманию мира подходит то, что известно как мистика, религия и философия. Но в себе я всегда видел и чувствовал гораздо большее, чем это существовало в каждой такой отдельно взятой системе объяснения мира и бытия. Чтоб понять это – достаточно было с этим ознакомиться.
В положенное время Бог в очередной раз преподнес мне сюрприз. Из Артека нас свозили на экскурсию по Крыму и Севастополю. Я, увидев Севастополь, тут же сказал себе: здесь я буду жить, это «мой город». Примерно в это же самое время, как после выяснится, туда попала моя будущая жена Антонина и сказала себе аналогичное. Правда был небольшой нюанс: мне тогда было 11, а ей – уже 39 J и она привезла туда свою старшую дочь, которая была старше меня на 10 лет. Когда Бог пожелает свести нас, ей будет уже 49, мне 21… нас будут разделять ровно 4 семилетия. При этом она будет уже известным человеком, пользующимся уважением среди многих людей. Пренебрегая этим уважением, стабильностью, семьей, она открыто признает меня, и уйдет со мною в неизвестность. Этот подвиг будет стоить ей всего: положения, уважения, семьи, жизни. Но она будет верить в Бога так же как я и по-другому поступить просто не сможет.
В 14 лет, ранней весной я тайно написал письмо в журнал «Литературная учеба», который случайно нашел в киоске и на который потратил все накопленные (а стабильных никогда не было) деньги. Хотел узнать как действовать дальше, если я хочу посвятить себя литературе. Талант, вроде бы, как есть, думал я. Но дальше-то что, как, куда: мне и где искать поддержку ;-). Летом пришло ответное письмо. Мне подробно все объяснили и дали очень хорошие советы. В подписи значилось: Андрей Галамага, рецензент. 1985 год. В наши дни, если это был он, Андрей Аркадьевич Галамага известен как московский поэт, который в 1993 году окончил Литературный институт им. Горького. Что еще интересного: он нередко пишет стихи религиозной направленности… ;-) Ничего более существенного о нем мне найти не удалось.
Интернат стоял на ушах, так как ответное письмо, естественно вскрыли воспитатели до того, как отдать мне… Это было событие. После которого уровень уважения ко мне достиг самых высоких отметок, при всем том, что я и так никогда «плохишом» вроде бы не был :-). Пришли заманчивые предложения, они же стали поступать от воспитателей разных классов. Во мне увидели сильную самостоятельную личность. Но я-то себя таким всегда знал. И поэтому все в моей жизни осталось как есть, неизменным, я не поддался никаким предложениям, продолжая твердо верить, что помогать могу лишь я сам себе и полагаться мне в этой жизни не на кого. Мой путь – это путь, не когда тебе «дают», и даже не когда ты «берешь» у кого-то, а когда ты создаешь все сам. На мне опять где сели, там и слезли. Не этого ради я все затеял. А для чего и сам пока не мог себе до конца объяснить.
Кстати, о деньгах. Они у меня появлялись всегда лишь одним путем: бабушка давала по 6 копеек на проезд в автобусе (до интерната и назад по понедельникам-субботам), я это «копил» до какой-то суммы: на булочку, беляш, журнал, книгу… Как-то раз родственники дали мне аж 3 рубля. Я отдал бабушке «на шторы». Однажды нашел пятерку. Тоже отдал. Но больше 12-20 копеек от нее никогда не получал. Она получала около 70 рублей пенсии и подрабатывала в поликлинике.
Однажды я копил деньги у воспитательницы так долго, что потом стало неудобно у нее требовать выдать накопленную сумму – она вполне могла и «забыть», что я ей вообще деньги давал ;-). С тех пор, я предпочитал копить где-нибудь в другом месте. Ну а мест было мало. Часто воровали, терялось, проедалось всей компанией. Правда, в 10 классе появилось какое-то «спонсирование» государством: детям, оставшимся без попечения родителей ежемесячно выдавали по 7 что ли рублей. Чтоб могли купить себе пасту, щетку, оплатить проезд в транспорте, постричься. Так вот и жили.
В 15 лет начался девятый вал: мой Дневник перерос в тотальный анализ внутренней жизни, который охватывался и прозой и стихами. Например, 15 мая 1986 года я записал:
«Я должен пережить всех одноклассников, чтоб после моей смерти обо мне не придумывали всякой чуши. «Люди могут быть как боги и они ими станут» - вот те слова, что сам я не произнес, но к которым стремился на протяжении всей жизни. К этому можно добавить только то, что человеческие возможности неисчерпаемы. Просто нужно самоорганизоваться, собраться, сконцентрировать всю волю на одном предмете и свершится чудо… Вот и мой пришел черед. Время покажет кто я – Бог или никто».
А чуть позже там же я написал, что «собираюсь создать нечто вроде Библии нашего времени». Иногда в день писалось по нескольку стихотворений. А такие дни в году, чтоб в них не было по стиху – можно было по пальцам пересчитать. Дневник разрастался как снежный ком. За два года (1986-1988) это уже было свыше тысячи страниц. А еще тысячи страниц прозы, стихов, заметок в записных книжках… и все это - тайна покрытая мраком, пишущий все это человек абсолютно не стремится и не спешит выносить это на люди!
Окружающим было непонятно, зачем тогда все это. Говорили прямо: ни денег, ни почета, ни удовольствия это не принесет. Одновременно с таким анализом, шло оттачивание стихотворного слога. Зачем – об этом знал только Бог, которому в дальнейшем это пригодится.
При этом, жизнь в интернатах – это сплошные физические работы, отнимающие ¾ всего времени. Одних только дежурств сколько: по школе, столовой, спальне, классу, игровым: то есть, это все надо три раза в день мыть, убирать, облагораживать и поддерживать порядок. А раз в неделю везде – генеральная уборка. Плюс, когда один класс сдает «дежурство» другому, то нужно, чтоб белый платок, остался белым, где бы им не провели! А еще у школы была своя мусорка, свинарник, огороды, пионерлагерь, гараж, прачечная, теплица, овощехранилище, территория, парк. Одни только многокилометровые поля «шефов» которые нужно было весной засадить, летом полоть, а осенью убирать чего стоили!… И минимум обслуживающего персонала: повара готовили, прачка стирала, водители возили. Остальное мы делали сами. «Шефы» платили деньги за нашу работу директору – Валентине Ивановне. Она пускала их на «облагораживание» интерната перед разными комиссиями. Крути, не крути, но карьеру она себе на нас сделала. Облагораживали, конечно, же мы сами. Ложили и циклевали по ночам паркет (днем ведь уроки), красили, оклеивали обоями, белили и т.п. Ну, в общем, обычное дело, ничего в этом страшного не было и трудовая жизнь наша оправдывалась красотой и удобством нашего улучшаемого жилища. Хотя и рабочие со стороны тоже привлекались. Например, куча денег была угрохана на разрисовывание стен и гипсовую лепку коридоров и холлов. Насколько я знаю, через пару лет все это пришло в негодность. Но зато какую-то свою положительную роль сыграло: Валентину Ивановну Карасеву (директор 35-ого интерната в мою бытность) повысили-таки: она перешла работать в ГОРОНО. Но это уже после нас. В 90-ых, начале 2000-ых, насколько мне известно, она работала в администрации города начальником Управления образования. Сейчас ее место заняла… следующая директор интерната.
Это я к тому, что когда есть работа для рук – вполне может отдыхать голова. Но у меня она все равно не отдыхала :-). Каждую минуту использовал. Это-то и удивляло, ведь никто ж не заставляет! :-). Кстати, сейчас писать тебе все это меня тоже никто не заставляет: ни денег, ни почета, ни чего бы то ни было другого, ради чего обычно люди что-то совершают, мне это не даст :-). Просто для меня это великолепная возможность подвести какие-то итоги и посмотреть на прожитое как бы свысока, не теряя при этом чувства реальности и не упуская из виду тот факт, что эта самая жизнь продолжается, и эти самые персонажи тоже продолжают жить, работать и развиваться. Возможность выразить им свое уважение, некоторым – любовь, а кого-то и пожурить - в общем, кто что заслужил :-).
Мы, как могли, шутили по поводу нашего «режима», высмеивали свою жизнь и «воспиток» но иногда это надоедало и приводило к открытому неповиновению, бунту. Из интерната мне лично с подговоренными товарищами доводилось несколько раз сбегать: пару раз в младших классах, да раза два в старших. Каждый раз это заканчивалось возвращением и жесточайшим наказанием. Самое большое: мы продержались летом – неделю. Ели что придется, зато свободы было через край. Потом нас нашли и обманом вернули.
К слову сказать, мне попадало меньше других: почему-то на меня рука у «воспиток» не поднималась; сейчас я догадываюсь, что они не могли отделаться от ощущения, что я не ребенок. Вот пример когда было иначе. Однажды я бежал утром на зарядку в спортзал и меня сильно толкнул один товарищ. Специально. Я ему дал сдачи. У нас это было на раз. Но беда в том, что в этот момент рядом оказалась директор. Та самая Валентина Ивановна, (как и моя бабушка по отцу). Но, хоть и тезка, это был совершенно другой человек. Бабушка меня ни разу не ударила. Она же мне влепила такой подзатыльник, который я запомнил на всю жизнь. Но мне кажется, она его тоже запомнила.
Почему я так решил? Помню, я заплакал от обиды. Но плач у меня всегда (лет с двух) был беззвучный – только слезы капали. Она в дальнейшем всегда избегала ситуаций, какого-то явного со мной противостояния: уходила от конфликта. Это при всем том, что она преподавала у нас алгебру, в которой я был полный ноль! Там она всегда при любой возможности, обходила меня стороной. При всей своей жесткости и справедливости. А если называла всех в чем-то «виноватых», (что нельзя было проверить), по фамилиям, то мою фамилию порой пропускала. И это знали только мы с ней, так как моя тетрадка была только между ею и мною! За это я был очень ей благодарен и уважал ее. Кстати, она очень походила внешне на известную итальянскую актрису Софи Лорен, такая же видная, с большой копной черных волос, и подведенными «кошачьими» глазами. Ее так и прозвали за глаза «Пантера», отдавая дань уважения ее необычайно яркому внешнему виду. Может быть, даже замечая эту схожесть, она сознательно под нее «косила». Хотя, дело тут, конечно было не столько во внешности, сколько в ее сильном волевом характере, с которым всем приходилось считаться.
Да и много других есть похожих примеров. Люди тех лет, и она в том числе, по сей день мне снятся: сыгранные роли как нельзя лучше подходят под образы тех Сил, которые вступают со мною в контакт во сне и по аналогии с ними я всегда понимаю что происходит и чего ждать: зная как это было в реальной жизни.
Жизнь в интернате была у нас веселая в прямом и переносном смысле. Да и как иначе. Все всегда на виду: какой ты есть, таким и будешь восприниматься. Никакого ханжества, никаких интриг, никакого двуличия и лицемерия такая жизнь не прощает. Вот уж воистину: хочешь быть собою – будь им. Вот я и стал :-). В 35-ом интернате по типу детдома я прожил 8 лет. Потом еще 2 года в Кемерово в 6-ом интернате приходяще-уходящих детей в так называемой «воскресной группе», то есть, небольшой группе детей не имеющих родителей. Центр. Улица Красная, дом 23. Там было проще. Да и я уже был старше, контроля над нами почти никакого.
Иногда мне выпадало поучаствовать в каких-то театральных постановках. Были они простые, конечно же, но какую-то пользу мне принесли. Обычно когда спрашивали, кто хорошо рисует в классе, все дружно указывали на меня. Но до художников мне было далеко, просто я любил рисовать что-то там свое особенное. Одно время даже думал, что если буду выпускать книги, то сам к ним буду и иллюстрации готовить. Так вот, так уж вышло, что я попал в литературно-драматический кружок в 7-8 классах. А там нужно было не только уметь читать стихи, играть в постановках, но и рисовать плакаты. Что мне и досталось. Но тут вышло непредвиденное: во мне проснулась очень большая потребность любить. Вернее, она была всегда, а тут взошла но Новый виток. И учительница литературы и русского Татьяна Васильевна Белова (сейчас у нее другая фамилия) стала объектом моего поклонения. И вот я рисую у нее в кабинете здоровенный лик Есенина, потом Князя Игоря, а сам боюсь дышать!
Мне это помогло понять себя. Но помешало в жизни. Идет спектакль по рассказу Чехова «Хамелеон», я – городовой: «Сними-ка, брат, Елдырин с меня шинельку, что-то стало жарко… надень-ка, брат Елдырин, шинельку, что-то прохладно стало». Вобщем, посредине спектакля я сбился, и пришлось все скомкать… Зато потом через полгода я так овладел собой и ситуацией, что написал десять писем «возлюбленной» и передал их ей через одноклассника как раз перед ее отпуском. Когда она пришла из отпуска, произошло объяснение: «До свидания, ребята. Саша, задержись, пожалуйста…» мне 15 лет, ей 32… и тут… нет, вы не то подумали ;-), меня же надо еще выдержать: именно в русле моего платонического имиджа разговор и пошел. «Ты очень хороший мальчик, у тебя большое будущее, посмотри лучше на девочек вокруг. Ну зачем тебе нужна такая как я, ведь в матери гожусь!» Нужно отдавать себе отчет, что дыма без огня не бывает, и Татьяна Васильевна тоже посодействовала этой романтической влюбленности. Но для нее это был легкий, почти невинный флирт, плюс уважение и несколько лучшее отношение, чем к другим – чего для меня, неисправимого романтика тех юношеских лет, оказалось достаточно, чтоб начать «штурм». Но внутри я знал, что он обречен. Потому что сам еще не мог определиться чего же хочу и что подразумеваю под любовью. Поэтому воспринял ее слова с облегчением: я был не готов к другому повороту дел :-). Это была попытка найти женщину-сотоварища, которая поймет и разделит с тобой твои чаяния, а не просто банальная игра гормонов. Но я был очень застенчивый и даже дружить как с человеком с женщиной которая мне нравилась, не мог. Слава Богу, не она принимала у меня экзамен по русскому, а другая. Получив пять (естественно, благодаря умению готовить и пользоваться шпорами), я был благодарен судьбе, что мне не пришлось это делать при Татьяне Васильевне. Впрочем, она была объективна и конечную оценку выводила все же по-честному. Догадавшись, что я «обыграл» экзаменационную комиссию, она итоговую в аттестат выставила все же 4. Но по литературе я все-таки честно заработал пять. Как и по физкультуре.
Когда через некоторое время я приехал в интернат уже взрослым, то встреча с Татьяной Васильевной была очень хорошей, доброй, наш секрет так и остался между нами. Мы долго разговаривали. Она просто пошутила: «Ты по-прежнему такой же… и все видишь во мне тоже?..» А когда я увиделся с нею после армии, уже будучи с бородой и кучей странностей, она и еще одна учительница наверное, целый час беседовали со мною, удивляясь откуда во мне это все появилось и как проснулась способность так говорить? В душе же, они, наверное, жалели меня, что я так бесславно и по сектански «похоронил» свои таланты…
Было много и необычного, что начиналось как игра, но потом перерастало во что-то гораздо более серьезное. Однажды с Женей К. мы стали играть роль «Братьев-месяцев», то есть руководили погодой. Это может показаться странным, но со временем мы заметили, что наши «заявки» на погоду действительно сбываются. Как ко всему, что становится в порядке вещей, мы затем к этому привыкли и охладели.
А еще несколько лет (10-14 лет) я поддерживал контакты с неким Существом, названным мною Раулем. Самое интересное было в том, что его видел не я один. Более того, друг, которому я эту тайну доверил, видел все то же, что и я. А я то, что он. Мы несколько раз проверяли. Если он и мог мне подыграть, то я-то ему подыгрывать вовсе не собирался! Этот Рауль часто бился с «синими», которые были «злом», давал мне дельные советы, вообще облегчал жизнь одним своим присутствием. Я вполне мог бы назвать его ангелом-хранителем. Хотя, наверное, для традиционной церкви все мои такие странные общения – контакты с демонами. Но тут все можно узнать по итогам: по стихам, которые я писал, по образу жизни, который вел, по отношению ко мне окружающих, по тому, на что меня сподвигали эти Силы. Наконец, по моим моральным и человеческим качествам, которые во мне воспитывались. Когда-то церковники и Жанну Д, арк обвинила в сговоре с Дьяволом. Но Франция однако была спасена, и нужно было признать либо Жанну, либо их – неправыми. Легче признать одержимым одного, чем всех, так было всегда :-).
Иногда я попадал домой к бабушке и имел контакты с родичами. Бывает, скажешь воспитке: «Я поехал домой к бабушке» (по отцу), приезжаешь, а там амбарный замок. И осторожно, крадучись идешь на остановку, чтоб никто из соседей (двухэтажный барак) тебя не встретил и не заметил: неудобно, приехал, а тебя не ждали. Итак все вокруг сплошные любители пожалеть. Потом еще нужно как-то выкрутиться в интернате: типа «бабушка уехала в деревню». Стыдно, а деваться некуда. А иногда мне все это надоедало. Я был у матери и бабушки. Третий класс. Каникулы. А под конец они взяли и уговорили меня не возвращаться. Мол, скоро все будет у нас нормально, пойдешь в нормальную школу, будем жить «как люди». Как-то захожу в дом: а там драка – сожитель бьется с мамой. Света нет, истеричные крики, перегар, у порога забитая насмерть собака. Нормально? Мелькает кочерга в воздухе. Терпец урвався. Я убежал. А на улице сибирская зима. Но все равно думаю, ни к кому больше не пойду, ни к родичам, ни в интернат. Ездил я ездил на автобусах до полуночи, а потом какие-то «добрые люди» прибрали и обманом притащили в милицию. Наверное, это был лучший вариант. Те привезли и сдали в интернат.
А утром – по полной программе: «Никаких тебе больше «домов»!» Их можно понять. Но если бы они знали, свидетелем каких сцен и ситуаций мне доводилось в те времена быть, то они поседели бы. А я не только не поседел, но и чувства уважения к людям не потерял, не разуверился и не обозлился. Лишь все больше и больше закалялся и верил в себя. Не говоря уже о том, что не уподобился тому среди чего жил и что наблюдал!!! Наоборот, все это с детства вызывало во мне сильнейший протест, потребность изменить природу человека, изменить условия его жизни, его взгляды, смысл его бытия! Я понимал, что это, практически, невозможно. Но кто-то же должен положить этому конец.
И я решил начать с себя. Как ни странно, я не только не потерял способности надеяться, но и приобрел замечаемое всеми в дальнейшем чувство юмора. Это во многом облегчало мне общение с людьми. Потому что в противном случае я воспринимался ими как «заоблачный мальчик», который только телом в этой жизни, а душа пребывает Бог знает где!
С 15 лет началось еще более интенсивное знакомство с мировым наследием, так как открылись большие возможности для этого. Я переехал в Кемерово, в интернат №6 (9-10 классы). В это время до меня постепенно доходит, что и среди современников есть люди, которые чего-то стоят. Например, Владимир Высоцкий, его я первый раз услышал лет в пять и никак не мог взять в толк «что это такое»! Эта звучало в обстановке чужой семьи отца и ассоциации вызывало не лучшие… Настолько грубо и неуместно для детского сознания это тогда прозвучало (и часто!), что вернуться к этому захотелось лишь к 16 годам под влиянием друзей-гитаристов.
ДАЛЕЕ
