Автобиография 3
- Главная страница »
- А. Набабкин-Романюк. Биография »
- Об авторе »
- Автобиография до 20 лет » Автобиография 3
Автобиография до 20 лет, 3 часть
Только здесь я числился лишь в трех библиотеках: Областной научной, районной и школьной. Особенно мне нравилась Областная научная библиотека им. В.Д. Федорова. Она одна заменяла десяток, и единственный ее недостаток был в том, что мне там нельзя было пользоваться абонентом. Лишь студентам и то с третьего курса что ли, не помню точно. Там были разные отделы, плюс отдел, в котором можно было заказывать и слушать пластинки. Именно здесь я прослушал многое из классики, и современных исполнителей: Высоцкого, Аббу, Биттлз и так далее. Слушал я много Моцарта, Бетховена, Римского-Корсакова, Вивальди - почти всех классиков, кого мог там найти. Чаще всего пластинки мне выдавала женщина, изображенная на фото: Она, оказывается, и по сей день там работает. К сожалению, не знаю ее имени. В Отделе Периодики я часто находил нужные журналы и газеты за прошлые годы. В частности «Азия и Африка сегодня», где можно было найти информацию о боевых искусствах.
Ну и читал как всегда очень много и всего. Помню, как-то меня не было в библиотеке дня три подряд. Прихожу, а пожилая женщина, которая выдает книги на заказ, печально так мне говорит: «Что-то вас давно не было, без вас уже и скучно как-то…». А ведь я и слова никогда не говорю!!! Но видимо мои действия и мой целенаправленный Поиск оказывались красноречивее любых слов…
В больнице, где я «как обычно» лежал на день рождения (1987 год - 16 лет), взрослые мужики заказывали женам для меня книги. Понимая, что нельзя из одного только любопытства столько сил тратить на самообразование, всегда все вокруг от меня чего-то ждали, интуитивно помогали и стремились при мне быть лучше, чем они есть… Ну а в минуты обычного «светского» общения, они просвещали меня «про жизнь»: как сейчас помню цитируемые ими стихи из непубликующегося репертуара Есенина, Маяковского!.. Ох и смеялся я, хотя верилось с трудом: «…Когда х. телеграфным столбом топорщится, нам все равно кто под нами лежит – учительница или уборщица!..» Впрочем, смех смехом, но вели они себя со мной все равно очень достойно и уважительно. Нельзя же отрицать мое существование в таком вот странном виде в таком пошлом мире! ;-). Значит, такое тоже имеет право на существование и с ним нужно считаться. Ну а чем они могли помочь? Рассказывали о себе, о жизни, о событиях в Венгрии, о разных случаях.
Ну а женщины… нельзя сказать, что я им не нравился. Но мне не хватало простоты :-), с их точки зрения. Впрочем, не всегда же все ждут от мужчины только ухаживаний и секса! В той же больнице в столовке повариха, женщина лет около 50-ти, без всяких задних мыслей, с первых же дней моего пребывания стала ложить мне в кашу по два куска масла, вместо положенных одного. Мне всегда было стыдно в таких ситуациях, потому что не знал чем и как мог бы отблагодарить этих людей! И таких людей всегда около меня оказывалось немало, спасибо Богу! И в интернатах и в Артеке и на заводе и… по сей день.
Вспоминаю учительницу физики Галину Ивановну! Ей было около 50. Она всегда выглядела очень строгой и непреклонной. Как-то к нам в школу приехали поэты. А я возьми и прочти со сцены пару своих стихов. Даже не помню кто меня на это сподвиг. Вообще-то я всегда сторонился демонстрировать свои взгляды в стихах. Этого ей хватило, чтоб отныне вести себя со мною по-особенному. Она поняла, что физика мне не нужна, - ну и Бог с ней, зато мальчик знает свою цель и в этом преуспевает. И стала помогать как и чем могла! Кстати, она же вела Астрономию. Но это был как бы и не предмет, а больше из области чего-то факультативного. Вот тут я и заметил, что она явно пытается сделать из меня отличника по этому предмету! :-). Когда я заболел в другой раз (опять на день рождения) – она лично принесла мне фруктов и варенья. Когда я уже служил на флоте, от этой женщины пришла замечательная открытка, которая все объяснила: «Саша, я постоянно рассказываю какой ученик у меня был! (интересно, какой? :-)) Конечно же мы тебя любим и помним. Ведь доброта и порядочность всегда сразу видны в человеке… Многие из ребят тоже тебя помнят, они подросли, ты бы их не узнал…»
Что касается других учителей, то тут тоже все было нормально. Был у нас такой Федор Федотович. Ему было 65 лет, он был военруком. Когда мы с ним близко столкнулись я внезапно стал единственным человеком, которого он зауважал из всей школы! :-) Он был фронтовик, со своими довольно приличными странностями: железная дисциплина, скорость, порядочность – не обсуждаются. Он сделал меня «сержантом» класса и не мог нарадоваться моей «врожденной» дисциплинированности. Он думал, что она проистекает от выработанного послушания, а она происходила от моей личной ответственности и моральной порядочности! В общем, он публично заявил, что работает в школе уже много лет и на его веку Набабкин – второй «такой» человек, которого он видел. Это ко многому обязывало, но я, тем не менее, остался самим собой :-). И со временем, видя, что я-таки не во всем вписываюсь в его каноны, он все же не смог изменить ко мне своего отношения. Он просто понял, что я сам по себе такой и подчиняюсь чему-то внутри самого себя, а не системе, навязываемой извне. Таких случаев можно было назвать почти с каждым учителем…
А этот «дисциплинированный и порядочный» продолжал гнуть свою «срединную» линию. Мне нужно было готовиться к поступлению в Литинститут им. Горького и ничего лучшего я не смог придумать, как завладеть дубликатом ключей от приемной Директора и по ночам на пишущей машинке секретарши печатать свои стихи для отправки на литературный конкурс. Разумеется, у меня, как обычно, было много сообщников :-). В другое время и в другом месте, в Анжерке, я ходил помогать бабушке мыть пол в Поликлинике вечерами и заодно набирал стихи на тамошней допотопной «Москве». А еще мы умудрялись иметь дубликат от спортзала и по ночам там тренироваться. Как-то я дотренировался до того, что в прыжке ударом ногой выбил довольно крепкую штафетину двери… Хорошо, что все были свои, никто не заложил. Пожалуй, я и сам был не рад такому – заниматься вредительством – это было не мое хобби.
После публичного прочтения моих стихов кемеровский поэт Сергей Донбай заинтересовался, подписал мне свою книжку «Саше Набабкину с пожеланием радости в творчестве» и пригласил на их Клубные собрания по пятницам. 1987 год. Эта литературная студия существует в Кемерово и по сей день: Областная литературная студия «Притомье». Пару-тройку раз я туда даже сходил. Располагалось это тогда в кафе на набережной Томи. И этого мне хватило, чтоб понять, что я не поэт J. Вернее, поэзия сама по себе мне не была очень уж интересна, было интересно что-то большее, но этого-то как раз я здесь и не обнаружил, а чтоб это привнести сюда самому – еще не созрел… Хорошие люди, интересные разговоры, общие темы. Но я чувствовал себя иным, чужеродным. Да и по возрасту я был самым молодым, мне было 16. Даже когда всплыла перспектива Сборника молодых поэтов, я так и не смог заставить себя поддаться на это и продолжить контакты. Когда я впервые прочел свои стихи на общем собрании поэтов, наступила минутная гробовая тишина. Потом кто-то произнес: «Если так начал, то как закончит!..» Я так и не понял, то ли это был комплимент, то ли ирония. Но скорее всего, это была реакция на мою неюношескую серьезность и мой потусторонний подтекст. В любом случае, через некоторое время я перестал посещать эту студию, хотя стихи писать и не прекратил. Но как сейчас помню стихотворение одного из начинающих поэтов:
А мне догонять тебя смысла нету,
Ты ушел далеко, тебе кажется,
Но вот когда обойдешь планету –
Впереди мой затылок покажется!
А Сергей Донбай в настоящее время так и возглавляет Литстудию и является главным редактором журнала «Огни Кузбасса».
В 9 классе, в Кемерово я играл Данко по М. Горькому. Тут я уже горел только на сцене :-), ну и поэтому удалось нормально догореть до конца. Малышня меня потом за глаза так и величала «Данко». Это то, что было видно снаружи и соответствовало не только моему внешнему виду, но и внутреннему настрою.
А почти в тоже время я писал:
СЦЕНА ПОУЧАЮЩАЯ
Фауст:
Хватит в общих словах языки мозолить,
Мало жить, надо прочный фундамент строить,
Мало строить, надо рушить и вновь начинать:
Мало умничать, думать и знать!
Мефист:
А не лучше ли вечером темным
В месте тихом, уютном, укромном
С молодою девицей гулять?
И не думать о том, что обязан,
С кем супружеской цепию связан,
О долгах забывать и делах
Ради нежного страстного «ах».
Дни пройдут, будто дым кочегарки,
От деревьев останутся палки,
Ты их бросишь в канаву, не глядя
И подумаешь: «Жил чего ради?»
Пред тобою возникнут не книги,
Но даренные девам гвоздики,
Неуместные страсти слова
И примятая в поле трава…
Фауст:
О, Вершины земных благочестий!
Он достоин сжигающей мести!
О, сто молний, ударьте в него,
Чтобы череп ему прорвало.
А вы, тучи, посыпьте-ка соли,
Чтобы проклял он вечность от боли!
Молния. Фауст падает при смерти.
Что ты, Боже, наделал, взгляни:
Ты пресек мои честные дни.
Умираю под хохот рогатого,
На обоих вас зол одинаково.
Мефист:
Не понять тебе прихоти Бога,
А вот я понимаю немного:
Это ангелы там практикуются,
Белокрылые мокрые курицы.
Не зубрят обученья Всевышнего,
Все им хочется нашего, нижнего.
Современная там молодежь,
Для нее чуть не то пропоешь, -
Изобьют или молнию в Бок.
А чуть встрянет стареющий Бог –
Те ему пригрозят: «Отвали!
Нам видней населенье земли!»
Ну, прощай, я пошел по делам.
Фауст:
Я так просто себя не отдам:
Стой, копыто, - исчезни! Сгори!
Заклинаю!
Мефист:
Не балуй, старик.
Это все устарело давно.
Ну, пока! Я поехал в кино.
Фауст, достав раскладной автомат:
Ну так буду и я современен –
Мой товарищ проверен.
Бей, огонь, не промахнись!
Стон Мефиста.
Фауст:
На здоровье веселись!
В попытках осмыслить современность, Бога и смысл жизни человека я порой заходил очень далеко :-). И в какой-то момент именно в этом же 1987 году я вдруг услышал в себе второй голос, голос критический, и научился его отделять от своего собственного голоса. Этот-то голос я и назвал условно «Мефист» по аналогии с Фаустовским «искусителем», потому что он был очень уж придирчив, ироничен, даже саркастичен, и, главное, - совсем меня не щадил! Этот голос начал регулярно подкидывать мне самые разные мысли, и наущения, в зависимости от ситуаций. Порой диалоги с ним ложились на страницы Дневников. Я пытался противостоять тому, на что он указывал как на негатив. Чаще всего он был прав по части рациональной или практической, но абсолютно не учитывал того, что было «сверх этого», он как бы упрощал жизнь, объяснял ее с точки зрения простого среднего человека. Я же сознательно завышал планку и не соглашался с ним. Причем моя логика и «упертость» постепенно стала вызывать довольно уважительное его ко мне отношение. Прошло около года и однажды я понял, что он перестал быть моим «оппозиционером», он сдался. Это вовсе не означает, что я какой-то там «нечистой» «душу продал», как, наверное, подумали бы попы. Наоборот, скорее, она мне ее отдала в залог ввиду невозможности других со мною отношений:-). Ситуация была неординарная, примерно как и с директрисой, с воспитателями, как с Федором Федотовичем.
Получив такого «друга» с непрерывной и здоровой критикой, от которой невозможно было скрыться, так как он свободно проникал в мои мысли, я стал порой советоваться с ним о той или иной жизненной ситуации, разбирать все «за» и «против». Когда-то похожий случай уже был в раннем детстве. Но тогда моим другом был явно «Светлый», которого я называл Раулем. Я «увидел» его в пионерлагере и он стал часто со мною общаться, многое объясняя. Об этом есть в книге «Круговорот бытия». А здесь – вроде бы как искуситель, во всяком случае, на это могло указывать само подобранное ему по форме имя:-). Однако меня это нисколько не смущало, поскольку не он был надо мною, а я над ним. А он помогал мне видеть то, что с высоты своего идеализма я не всегда мог правильно и объективно оценить.
Выводы-то все равно я делал сам и решения принимал тоже. Со стороны наше общение вообще было не заметно, я как обычно остался самим собою. Лишь круг поднимаемых мною вопросов мог наводить окружающих на какие-то мысли. Но они и так знали, что Саня – не от мира сего ;-). Впрочем, это не мешало мне как и прежде жить нормальной полноценной жизнью: в меру шкодить, в меру замаливать грешки, но при этом оставаться на своей непоколебимой нравственной позиции.
Время Мефиста закончилось примерно зимой 1988-89 годов. Когда я влюбился в одну женщину на заводе. Тогда я поднялся на такую высоту идеализма, что он просто остался «за кадром» и прямо заявил, что его время истекло, я уже не слушаю никакой критики, поэтому теперь мне помогает уже некий Ангел, сосуществовать с которым ему бессмысленно ввиду того, что вопросы поднимаются те же, но на другом уровне. А я действительно выходил на совершенно иной уровень. Заканчивалась школа, нужно было определяться. Из Москвы пришел ответ, что в Литинститут принимают лишь при наличии двухгодичного стажа работы.
Что мне оставалось делать? Возвращаюсь в Анжерку и устраиваюсь на машзавод слесарем по доводке деталей.
По этой специальности я не проработал ни дня. Меня сразу же поставили на «тонкое место» - на три токарных револьверных станка-полуавтомата, делающих заклепки для диванов. Тут, мне, как обычно начало «везти». Мой напарник-сменщик вместо десяти дней учил меня лишь три, на четвертый он ушел в запой. И я остался один на один с тремя непонятными механизмами, одновременно затягивающими разного диаметра железные прутья и изрыгающими какие-то разные маленькие кнопочки, с которых нужно сбивать остающиеся недорезки. Масло льется тремя реками, стружка валяется в поддонах вперемежку с готовыми деталями, кругом грохот, шум, и ты с штангельциркулем, молотком и большими выпученными глазами мечешься между всем этим, пытаясь все держать под контролем. А еще нужно самому затачивать тупящиеся резцы, приносить прутья, доливать масло, убирать стружку, вытирать станки и вести подсчет готовой продукции…
Через день я узнал, что это еще не все прелести. Станки нужно каждый день настраивать, чтоб они резали точно, иначе не заметишь, как пойдет брак. А так как нужно выполнять план, то некие люди в ночную на них подрабатывают. Что это значит? Это значит, они всунули прутки, включили станки и ушли заниматься своей работой. А станки-полуавтоматы без контроля работают лишь какое-то время. Потом либо ломаются, либо сбиваются их настройки и они гонят брак. И вот это-то счастье мне и стало приваливать каждый день. Точнее, каждое утро. Прихожу, а тут – мама родная! Как после Мамая. Ну тут я и начал брать всех кого можно в оборот. Слесарей-наладчиков, начальника, мастера. Позже выяснилось, что проще самому научиться всем этим управлять, чем каждый раз ждать помощи. Съездил в Кемерово, купил литературу, ну и, разумеется, стал пробовать сам все, что только можно, вплоть до починки ломающихся механизмов. О том, чтоб работать по 7 часов в день, как это позволял мой возраст (17 лет) даже думать не приходилось. Более того. Видя, с каким энтузиазмом и ответственностью я вошел в процесс, меня стали просить работать по 12 часов практически, каждый день. А я, добрая душа, соглашался… Часто выходил и по субботам, так как план подгонял.
Что мне это дало. Полное владение ситуацией. Уважение других ко мне и мое к себе, ну и заметки об мне в газету. Практически двойную зарплату. Так как, увидев, мое отношение, начальник цеха Кондратенко сделал так, что мне шел оклад за слесаря и сдельная за то, что я реально производил. И это было справедливо. Однажды опубликовали обо мне статью в городской газете, с фотографией, разумеется. Газета тогда называлась «Борьба за уголь», в просторечье «Борьбушка». Сейчас эта газета носит название «Наш город». Потом вывесили на заводскую доску почета. Но фотку быстро присвоила женщина, которой я понравился… Дальше – больше. Узнали о моих спортивных «достижениях» и стали совать в разные спортивные состязания от цеха: лыжи, бег, волейбол. К слову сказать, с волейболом у меня не сложилось. Наверное, потому, что я всегда тренировался как одиночка, а здесь нужен был командный дух и совместные тренировки. Ну, а я был временным, потому неподготовленным к такому бойцом. Я пробовал отказаться, но и замены мне найти не могли… под конец, худо-бедно приспособился под других, правда, радости мне это не приносило. Мужики были натренированы годами совместной игры, так что мне рассчитывать было не на что. Но бег как обычно приносил мне грамоты…
От бабушки я через пару месяцев после школы ушел в общежитие. Там жил в такой компании: бывший тюремщик и вообще очень тяжелый человек Валентин, ему было под 60. Очень походил на известного советского актера, игравшего в фильме "Небесный тихоход" - Николая Крючкова. И два человека того же типа, но полегче характерами. Валентин начал со мной войну за свое нераздельное господство. Если вспомнить, что было написано о таких ситуациях выше, то станет понятно, что зря. Закончилась она не в его пользу. В смысле, пришлось ему под конец признаваться мне в любви :-). И мое слово стало последним. Когда приехал его брат с севера, Валентин не мог на меня надышаться. Приговаривал что-то вроде: «Он будет большим человеком, но, ты понимаешь, Саня (это его брата так звали), его никто не понимает, он больно умный… и, еще это, он умеет любить… а люди, дурни, этого не ценят! Вот у него есть дама, которую он любит. А она его не любит... мучается парень... Но помяни мое слово, гадом буду, Санек себя в обиду не даст...»
Валентину я ничего не говорил об этой женщине.
Узнав о повестке, он сам вызвался проводить меня в военкомат, для отправки на пересылочный пункт, но проспал, а я тормошить его не стал… В итоге меня провожала одна женщина – Наталья. Когда я был в армии, этот человек умер. Мне после передали, что он часто поминал меня добрым словом.
О какой женщине речь? В цеху со мною познакомилась одна 30-летняя особа. Ее звали Наташа. Она была ИТР, диспетчером. Симпатичная, добрая, искренняя. Как-то незаметно, исподволь мы сблизились, она сама взялась «шефствовать» надо мною. То еды принесет, то что-то подскажет, то шапку с севера, то… Она же с подругой помогла в общежитие место получить. Ну, в общем, куда мне было деваться? Напросился в друзья. Провожал до дома или остановки, приходил к ней домой, познакомился с детьми и мамой, потом и с мужем. За все время этой истории, самое большее, что я смог себе позволить, это взять ее раз за руку, когда шли (через день мне было в армию). Стихи, письма, любовные признания следовали как из рога изобилия. Но страдал я сильно, так как не видел реального выхода из такой ситуации. Был молод, первая можно сказать, дружба с реальной взрослой женщиной… которой я к тому же очень сильно нравился. Да и не только ей, всем ее близким. Мне казалось, что проблема в ее замужестве за человеком, которого она не любит, и которого так и называла – «товарищ». О том, что в мире миллионы таких ситуаций и люди умудряются великолепно всему находить свое место я тогда и помыслить не мог, я был максималистом и представить себя в роли любовника, разумеется не мог, даже мысли такие в голову не приходили! Впрочем, с тех пор я не очень-то изменился :-).
Натальина семья плакала, когда провожала меня в армию. И перспектив – никаких! Лишь много позже, после службы, я понял, что она на начальной стадии не на многое рассчитывала и хотела обойтись гораздо меньшим чем серьезные отношения… Но это понимание пришло потом, когда мой опыт превзошел не только уроки Рауля и Мефиста, но и Ангела. Когда я полностью стал самим собою. Хотя, обрати я внимание на ее новогодние слова, все было бы ясно изначально: «Вот бывает же такое, что кто-то нравится тебе за какие-то свои внешние данные, а потом постепенно узнаешь какой это умный, необыкновенный человек!…» когда была сказана эта фраза все было для нее уже кончено. А я, наивный, с этой фразы решил еще только все начать :-).
Еще в первые дни работы на заводе я написал сонет, который оказался пророческим:
СОНЕТ 5
Прости меня, я долго жил один
Среди всего, что жизнь преподносила
И под ее ударами, как клин
В себя был вогнан с небывалой силой.
И потому мне часто свет не мил,
Хоть я всегда шагаю в авангарде.
О, сколько я мучительно любил
И сколько недооценил в азарте!
Пускай – бурьян, моя шальная речь,
Коснется чьих-то душ и станет ясно:
Жизнь тем быстрей пытается истечь,
Чем больше мы с ее струей согласны.
Не каждый день мы мыслим о себе,
Но каждый день плюсуется к судьбе.
14 сентября 1988
А узнав Наталью, полюбив ее всем сердцем, но не видя выходя, я писал весной 1989, за несколько дней до армии:
От признания и до отъезда,
Я быть может чего-то не смог,
Просто этому не было места.
Ты владела моею душой,
Моё сердце катала как мячик,
Я конечно не выиграл бой
И горюю, обиженный мальчик.
Только это – пустые слова,
Отголоски фантазий поэта,
Жизнь заведомо снова права
И любовь до конца не допета.
Ты – моё руководство в пути,
Я с улыбкой тебе подчиняюсь.
За неверье и бредни прости,
А за прочее после покаюсь.
Надо верить в любовь до конца,
Даже если теряешь надежды…
И добавлял в другое время:
И опять надо будет страдать,
Я поверю, наверное, в Бога
И молитвы затею читать.
Ну, в общем, как в воду смотрел:-). Подслушал, наверное, Бог эти мои стихи и решил протянуть меня «по полной». Мол, созрел, паря, но прежде, чем растратишь часть моих Сил в себе, давай-ка обратим их на То, ради чего ты сюда явился. И удалил меня от греха подальше – в армию. Хотя была возможность отсрочки, я сознательно не воспользовался ею. В десантные войска я не прошел: оказалось, что 50-ти процентный цветоаномал: не вижу все кружки и квадратике в таблице цветов…
На заводе Наталья познакомила меня с местным поэтом, он даже прочитал мои тетрадки, но наши отношения далеко не пошли по той же причине, по которой я не стал и членом кемеровской литстудии.