Непредвиденное обстоятельство 2
- Главная страница »
- Творчество »
- Произведения »
- Произведения хронологически »
- Ранние произведения »
- Детские произведения » Непредвиденное обстоятельство 2
Непредвиденное обстоятельство-2
Набабкин А.
Написано в 1987-88 гг. (16 - 17 лет) в г. Кемерово
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Комедия нашего времени
Повесть
Часть вторая
Глав седьмая
Елена Петровна
В мире, где день за днём случаются пересуды и скандалы, парадоксы и необходимые, но редкие открытия, где каждый третий житель имеет порядочный уровень образования, а каждый четвёртый чхать на него хотел – в этом, столь многогранном мире, иметь независимость суждений – значит наполовину или даже до плеч являться самим собой. К великому несчастию многих, сей подлинный смысл забыт, а на его место пришёл другой, куда более современный: иметь шапку на голове, а не голову на плечах, иметь золотые перчатки на руках, вместо золотых рук и всё в таком перечислении.
Вы не пытались, дорогой читатель, спрашивать продавцов: «Который час?» Это весьма забавный эксперимент – попробуйте. Что будет? Ничего особенного. Вас либо направят куда подальше, либо скажут такое, отчего вы зальётесь маковым цветом, если не истратили эту редкую способность наших дней где-нибудь в общественном месте. Да, вот кстати, про общественные места. Ну перечислять их, думаю, не надо – кино, театр, цирк и музеи – лучшая часть их, но есть и другая, отнюдь не вызывающая приятных воспоминаний. Базар!!! Отдавливают ноги, сбивают шапки, тащат в потоке, короче – это чистилище наших городов, если брать во внимание маленькую штуковину – иной раз это и чистилище карманов и своими и чужими руками и чистилище магазинов наседающим народом, и чистилище языковое, в том смысле, что иной раз так отчихвостят, что забудешь, зачем пришёл.
Но наш герой в этот момент открывал двери столовой номер 13 и я считаю своим долгом вернуться к нему и посмотреть, что же он придумает тут.
Загуляев привычным рывком распахнул старую, исписанную снаружи дверь и оказался, почему-то в темноте. Куда идти, он, как вы сами понимаете, не имел ни малейшего представления, вдобавок надо было иметь некоторую смелость, чтоб сделать хотя бы два шага. И он сделал. И в этот момент его поцеловала в лоб открывшаяся навстречу дверь. Искрам не было числа.
- Кто тут? – донеслось до нокаутированного Аким Никанорыа, как из под земли.
- А! – только и сумел ответить бедняга, усиленно растирая образующуюся шишку, неопределённого размера.
Когда Аким Никанорыч подошёл к затхлой раздаче, лоб его сильно распух и повариха всплеснула руками: «Это где ж вас так?!»
Эти слова вывели Загуляева из равновесия.
- Ты, курва одношпиндельная, ещё и спрашиваешь? Почему света нет, в этой вашей, ну, этой…, ну там?!
- Ах ты козёл безрогий! Явился сюда с голым пупом, да ещё голос повышает, Мы таких как ты, быстро – пшик и тама!
- Ага! Так это у вас, да? А люди должны себе мозги наружу выплёскивать, да? Ну-ка дай жратвы, курва! Потом поговорим на эту вольную тему.
- Гуляй-ка отсель, недоносок, позорит тут наше заведение. Голым пожаловал – видали!
Выскочило три тётки. Одна с поварешкой, другие две с ножами. Видимо они не видели, и захотелось посмотреть. Разочарованно поджали губы. На лицах тут же написалось: «Нашла головастика – «кричит голый» - делать нечего!»
Впору описать внутренние достоинства столовой, о коих, между прочим, не у всех складывалось мнение согласное с нашим. А мы считаем, что столовая была сделана со вкусом, чего никак не скажешь о блюдах с резиновыми котлетами, водянистой сметаной и прозрачным, как рассвет, чаем. Как-то раз один чревоугодник возмутился и пригрозил ревизией. Что тут было! Толстая кудлатая повариха, с отвислым подбородком, синея прокричала: «Не нравится – нечего было пол топтать! Пусть тебе жена варит. А пугать нас нечего – пуганые! Но и мужичок оказался не простачком, ответил, как обрил. В общем, покушал он на славу, вопреки здравому смыслу. Тут и котлеты вышли мягкими и мясными, и компот без добавок и недостач, и суп наварной и жирный.
А столовая была светлой. Стены разрисованы различными, возбуждающими аппетит, эскизами – там чашка с маслом, тут пирожное по 22-е, дальше торты и булочки. Даже подписи имелись. Одна из них клеилась над левой частью зала «Поел – уберись со стола», справа не менее оригинально «Хлеб и вода – Вся еда». Надо полагать и художникам приходить бывать в этом общепите по своим нуждам.
Но вернёмся к Загуляеву. Он уже ел. Лицо его выражало муку, но он жевал со стоическим упорством. Недожовывая глотал, понимая в какое безнадёжное дело ударился. Шума не было – столовая пустовала. Повариха понаблюдала за посетителем и убедившись, что тот принял их дар, укатилась на кухню доедать отварной кусман говядины. Ей дела не было до всяких претензий и ревизий – подумаешь поругают, веса от этого не убавится. Поскорее выскочив за порог, Аким Никанорыч с неудовольствием ощупал впалый живот – поел, что и говорить…
Теперь надо было достать где-то пиджак. Мысленно перебирая все возможности для этого, Загуляев остановился на одной, самой быстрой, но отнюдь не самой простой.
Быстро перебирая ногами и стараясь не попадаться на глаза блюстителям порядка, наш герой заспешил через какие-то узкие грязные улочки в надежде на удачу. Глаза его утратили утренний туман ещё не прошедших сновидений сразу, как только он повстречал милиционера, но сейчас он снова застилал его голову, как дурман от водки, выпитой сегодня. Очень уж хитрой казалась ему его выдумка. Но что это за выдумка, мы опишем потом, дабы не загромождать наше повествование столь детальными штуками. Скажем только, что ровно через тридцать минут Аким Никанорыч вышел из магазина свадебных нарядов одетый до ниточки, к тому же с сияющим лицом. Теперь-то он мог идти хоть к самому министру лёгкой промышленности! Но вдруг он побежал, расталкивая прохожих и спотыкаясь о чьи-то ноги. За поворотом перевёл дыхание, поправил брюки и, заложив руки в карманы, медленно подошёл к автобусной остановке.
- Извините, вы не скажете по какому маршруту мне можно отсюда добраться до центрального горотдела? Обойдя со спины, обратился он к светловолосой женщине с букетом роз. Женщина как-то странно посмотрела и заметив наряд незнакомца, чуть помедлив, ответила слишком высоким голосом с мягкотцой «Это надо на 102 – Ом ехать». Потом снова окинула взглядом и спросила неуверенно: «А вы, случаем, не со свадьбы?» Загуляев слукавил: «А что, не похоже?»
Да вроде что-то похожее есть… А я вот тут как раз еду родню мужа поздравить с сыном, кстати, тоже почти с вами в одно место, на Кировскую». Аким Никанорычу до ужаса вдруг захотелось сделать что-нибудь этакое – читатель уже достаточно знает об этой его неизлечимой болезни.
- А вы их в лицо-то знаете?
Встретив удивлённое лицо женщины, он как бы обобщая добавил: «Родня…»
- Знаете, а ведь вы в самую точку! Даже фотографий не видела. Муж попросил поздравить, сам-то болеет, ну вот я и…
Тут Аким Никанорыча осенило. Но он остановил себя. Главное не спешить – можно всё испортить, но и медлить нельзя – автобус вот – вот может появиться. А тогда крышка замыслу.
- Вы поди мать? Дети – то одни?
- А с кем же им быт то?! Говорю мужу – так нет «Долг вежливости!» - недовольно передразнила она своего супруга.
- Да… я б так не рискнул. Мало ли что?...
- У самой сердце болит. Одному три года, второму шесть, ну тот более менее покладистый.
Аким Никанорыч сделал сострадательное лицо и молвил, как бы виновато: «Может я чем смогу помочь, раз такое дело? По пути». Женщина обрадовалась: «Ой, очень обяжете, если не торопитесь. Зайдите, я адрес дам. Сейчас достану книжечку. А сама подумала: «Женится человек – от радости ещё и не то сделал бы, понимаю. Сама такой была…»
Через минуту подъехал автобус и Загуляев, попрощавшись, прижимая одной рукой розы к груди, вскочил в первую дверь, она тот час за ним закрылась и этим кончилась сцена.
Дорога оказалась не так уж и длиной, во всяком случае, Загуляев предполагал куда более извилистый и трудный путь. Но автобус шёл ровно, свернул раза два направо, пересекая какие-то клумбовые переулки, тормознул раз десяток и на одиннадцатый Аким Никанорычу было выходить.
Сначала ему показалось, что вышел он где-то в ещё более незнакомом месте, чем то, где сел. Высокие раскрашенные линиями и ромбами синего и коричневого цвета, дома высились среди шевелюры аккуратных, но бессистемно стоящих клёнов, как уши над гривой лошади. Чем-то они напоминали зубы. Не раз видя эту часть города с предфабричной горы, Загуляев мысленно дивился красоте и цельности этих современных построек, но вблизи они ему не понравились. Было в них что-то сухое и малообнадёживающее, как будто архитекторы хотели сказать своими работами: «Что поделаешь – дух времени…» Загуляев, задрав голову, почему-то взялся пересчитывать этажи ближайшего небоскрёба. Это оказалось не так уж легко, прохожие толкались, хотя и не хотя этого; иные толкали так, что Аким Никанорыч сбивался со счёта, другие так, что он терял подсчитываемоё окно. Какая-то особа в очках не утерпела и руганула Загуляева совсем не городскими словами. Это вывело его из стоячки. Тогда он медленно направился вместе со всеми, как говорится, куда кривая выведет. А вывела она его к магазину «Колобок», красивому, старому, но здорово сохранившемуся зданию в три этажа. Аким Никанорыч и тут закинул голову. Но тут же опустил её: на одном из балконов потягивался здоровенный мужик с подтяжками на голом теле, и сбоку от него, чуть ниже, мальчишка лет пяти – шести, просунув голову между двумя железными прутами – державками, один за другим опускал мыльные пузыри на головы проходящих внизу. Занятие подобного рода, по всей видимости, очень нравилось озорнику, судя по тому, как звонко он смеялся при всяком удачном попадании. Слава богу, не находилось никого, кто бы мог позволить себе поднять голову выше нормы, иные сами и поднимали, но ничего не видели, кроме кипящего содержания своей городской башки. Загуляев умышленно делал все эти ничего не значащие поступки. Вы думаете, он интересовался достопримечательностями своего родного города или любил подметить что-нибудь необычное в будничной сутолоке? К сожалению, это волновало его меньше всего, его вообще просто волновало. Не удивляйтесь, читатель, в нашей жизни бывают столь непредвиденные случаи, что снег горит, а огонь пенится, и в этом нет ничего сверхъестественного. Хотите примеры? Сколько угодно! Вы думаете пьяный, упавший в сугроб, мнит себя Нильсоном или Скоттом? А что же тогда значат его реплики «Не мешайте загорать!», «Дайте согреться»? В общем, герой наш с затаённым волнением, всё более сбавляя шаг, приближался к красному дому без всяких надписей; уж он-то знал, что это за учреждение. Да и кто не знал? Опасливые взгляды стороной обходили до удивления чистую, обитую рейками дверь, а возле самого здания было образовано некое неприкосновенное поле. По сторонам две доски. Одна «Лучшие люди ГОВД ЦР», вторая «Их разыскивает милиция». Фотографии и того и другого стенда нагло разглядывали друг друга, может быть, потому почти никогда не встречались оригиналы.
Возле одного стенда Загуляев задержался для того, чтоб в стекле увидеть свою фигуру. Быстро поправил галстук, сбил пальцем пылинку с плеча и набрав в лёгкие побольше воздуха открыл заветную дверь. Вот сейчас сердце его замерло, а потом вдруг оголтело подпрыгнуло к горлу, заставило глотать пустоту. Его удары были так сильны, что на миг Аким Никанорычу показалось, будто пиджак подпрыгивает на груди.
«Что ж это такое, друг мой ластиковый? Дрожишь… И мысли собрать не можешь. Эх ты, сын Вани Потоцкого! Перед директором – само бесстрашие, перед любым замом, главком, даже перед самим министром – беззаботность, а тут скис. Чего ж это ты меня подводишь-то, товарищ Горбацуца?» - мысленно отчитывал себя Загуляев, шагая по длинному светлому коридору, слушая скрипучие половицы и стараясь этим отвлечься. Однако решимости и непринуждённости от таких монологов не прибавилось. Сидящие то тут, то там ожидающие, понимающе поглядывали на красавца мужчину. Кто знает, что у него? Может, тёща драку учинила и дочь увела. А может…, да всё может, сейчас ведь чуть что личное – сразу в милицию, опасаются последствий.
Тут Загуляев увидел нужную ему дверь, расправил розовый букет, на который все сочувственно поглядывали и решительно дёрнул на себя дверь. Та осталась в прежнем положении. Лишь после третьей попытки он понял, что нужно всего–навсего толкнуть её.
Первое, что бросилось в глаза нашему герою, когда он вошёл – была чья-то неуловимо гибкая талия, обтянутая формой зеленовато – серого цвета. Он поднял глаза, но оживления в них не прибавилось. Перед ним с графином в одной руке и стаканом в другом, стояла совсем незнакомая особа очень молодых лет. Серьёзные накрашенные глаза негодующе окидывали взглядом гостя, возникшего вдруг через минуту после того, как она объявила сидящим, что в этот кабинет сегодня приёма не будет.
- Вам чего, гражданин?
Лицо Аким Никанорыча быстро менялось прямо на глазах, он уже успел оглядеть комнату и понять, что того, что ему требуется, здесь нет. Он конечно же узнал и стол и стул, и злополучный «вентилятор», но что-то было не так как раньше, неуловимым действием это «что-то» сразу ободрило и в то же время насторожило оптимиста, теперь он знал как себя вести и не боялся нагловато поглядывать по сторонам.
- Вам чего, я же сказала – приёма не будет – повторила девушка, надеясь, что разговор не затянется и на минуту.
Но Загуляев и не думал сматывать удочки. Он глубоко вздохнул для видимости – и сел прямо в кресло без всяких слов и движений рук.
Девушка растерялась.
- Может вы глухой и немой? – девушка на всякий случай скрестила руки, давая этим понять, что и в таком случае ему следует убираться.
Загуляев исподлобья посмотрел на чёрную, как смоль, девушку, лишь сейчас он приметил, что она была нерусской.
- Вы давно ли тут? – деловито спросил он и интуитивно полез в карман, как будто там могло быть нечто большее этикетки от костюма. Вместо ответа девушка стала распыляться, поглядывая, однако, на руку Загуляева, шебуршащуюся в кармане. «Вы что так хозяйничаете – у себя что ли? Тут, если хотите знать, не забегаловка, гражданин».
- Я понимаю, понимаю. Но, видите ли, врачи запретили мне… э…, как бы это вам лучше-то объяснить… ну, нервничать. Ломаю столы, выношу двери, рву документы – их справки больше двух дней не держу.
Глаза девушки приняли совсем иное выражение. Спокойствие Загуляева и эти слова, как нельзя, кстати, совпадали и ей, честно говоря, было немного не по себе.
- Так а я то тут при чём?
- Вы не при чём. Тут ведь и кроме вас работают люди. Например, вот Рита. Я собственно её и хотел встретить. А зовут-то вас как?
Девушка думала, опуская графин на подоконник «Может мужчин позвать сподручнее. А то, чего доброго, он тут покажет пару своих фокусов с выношением и выбиванием… Может, с психушки сбежал? Да вроде по одежде не похоже на оттудошнего человека». Ответила ж более примирительно: «Моё имя Елена Петровна. Ну а Рита… она у нас больше не работает, гражданин, и я даже не знаю где она сейчас, она не докладывала. А вам бы я посоветовала в справочное сходить – там люди за это деньги получают и у них там можно всё, что угодно делать, но не у нас».
- Что ж, сделаем, вот только стоила бы игра свеч, а то снова упекут.
- Да-да. То есть я хотела сказать- да, не стоит, лучше спортиком заняться.
- Вы правы, гражданочка, спорт – вещь бесценная в жизни. Важно знать, как и что. Вот в метании главное знать, как и в кого, а в боксе – куда и за что. Ну а теперь прощевайте, Елена Петровна, – закрывая дверь, с сожалением добавил: «Я б на вашем месте в торговлю пошёл, веса вам не хватает и хитрости».
Теперь Аким Никанорычу стало грустно и его больше не тянуло на приключения, он заложил руку в карманы и, пнув дверь, вышел вон. Вышел, да тут же его и назад завели. Два милиционера – один сухой и тонкий с рыжими усами, другой высокий с повязкой «патруль», чудом избежали удара с силой распахнувшейся двери. Загуляев не сопротивлялся, он прикидывал, как ему быть дальше. «Может на 15 суток залететь? А впрочем, разница не так уж и велика» - заключил бедняга и отдался на произвол судьбы. Когда его посадили на скрипучую табуретку напротив пожилого майора, он подумал «Начал за здравие – кончил за всё хорошее!»
Глава 8
Окно в клеточку
Как уже известно читателю – герой наш влип по глупости в «нехороший разговор». На допросе он, желая усугубить свою вину, действительно показал фокус – разбил об каменный пол чернильницу. Решив, что попавшийся – злостный хулиган, милиционеры побыстрому оформили дело и пригласили его в широкую дверь, чтобы не тратить время на всякие «ты мне – я про тебя». Но тут случилось такое, что наш бедняга надолго прикусил язык и поднял воротник.
Он сидел в карцере один. Решётка – дверь отделяла его от дежурной комнаты, где весело о чём-то переговаривались молодые ребята – блюстители. Не прошло и пяти минут Загуляевского новоселья, как он вдруг услышал в дежурной знакомый женский голос. Он надвинул шляпу на глаза, но сам прислушался, ещё не совсем веря своим ушам.
«Ребята, вы не знаете где сейчас Степан Макарыч? Позарез нужен!»
Мужской голос с примесью улыбки спросил: «А ты, Рит, сейчас где? Давно тебя не видать что-то, может того, жениха где нашла? Так это не по честному. Мы то чем хуже, а?»
- Да иди ты, Голованов со своими женихами! На участок я перешла, седьмой подгрупповой знаете?»
Кто-то присвистнул.
- Детишек к порядку призываешь?
- Была б моя воля – таких как ты призывала б, не очень-то далёк от них.
- Да я сам – чистой воды порядок! – усмехнулся Голованов, но больше не лез со своими темами, обломила.
Загуляев больше не сомневался. Она! Сразу чувствуется её система «от ворот – поворот». Сердце нашего героя мучительно трепетало сразу от нескольких чувств. Во -первых, оно ныло за свою неудачную неволю, во – вторых, от ожидания ещё худшего часа, а в – третьих, оно просто стыдилось: вдруг поинтересуется – о, старый знакомый, тогда всё, конец репутации. А если ещё и эта Елена Петровна нерусская сообщит – вот мол, искал, а теперь у нас кукует, сходи, скажет ей, посмотри.
Как раз в этот момент Рита, чуть понизив голос, и вероятно, посмотрев на приют Загуляева, спросила: «А у вас-то как дела?»
- Нескончаемым потоком, Ритуля, как было до тебя, при тебе и во все времена. Загуляев понял о ком речь и ещё больше сжался, обхватив колени руками и пряча в них вспыхнувшее лицо. Он и не представлял никогда, что будет вот так по - детски теряться и краснеть в милиции. Ведь что было раньше? Сядет, бывало, вытянет ноги, возьмётся правой рукой за железный прут и начнёт дискуссии с дежурными разводить: «А вот, знаете ли вы, уполномоченный товарищ гражданин, почему люди водку глушат? Молчите? Ну так я вам это въясню очень доходчиво и денег просить не стану…». Ну это в минуты душевного равновесия, а то случалось, что и стихи читал. Один раз даже этим свободу себе заработал. Он тогда за драку с начальником укомплектовочного цеха сидел. Правду искал. Начальник, видите ли, совершенно новую бумагу во вторсырьё зятю сдавал, помогая тому с процентами, а Загуляев, как назло, узнал шофёра и попросил подбросить, а по пути и выяснил. А заработал Загуляев свободу поэмой «Мцыри» - всю без запинки. Да и запнись, попробуй, когда раз 15 набирал от начала и до конца! Прочитал он её театрально, можно сказать талантливо. Да ему это, вероятно, не помогло б, не окажись тогда в дежурке самого Степана Макарыча Бусыгина – здешнего верхового. Они с усатым сержантом тогда просто из интереса не стали его пресекать, решили наверно про себя – пусть чуток обломит голос на Лермонтове. Слушали сперва с ухмылками и перешептываниями, а уж как захватило – забыли, кто читает и где. Он тогда хорошо запомнил широкие горящие глаза сержанта и потупленный взгляд начальника. Что их дёрнуло, Загуляев не знал, но свободе обрадовался. Дома сразу по первости напился, а потом пол – ночи хвалился жене, которая чуть не выставила его за дверь. 12.10.1988г.
Внезапный смех насторожил Аким Никанорыча. Смеялся кто-то другой, только что подошедший. Однако поднять глаза он побоялся, не делал ни единого движения, опасаясь привлечь его внимание. Ему оставалось только прислушиваться. Смех становился не единичным – травили анекдоты, но каким-то внутренним чутьём наш герой понял, что в эти минуты юристки среди весельчаков нету – ушла неслышно, не прощаясь. Загуляев несколько секунд не решался посмотреть на проход, а когда поднял грустные глаза, уже не опустил их. Её там действительно не было. Но грудь сдавило сильнее, чем прежде, да, не было и может статься, вообще не будет – ни в памяти, ни в чувствах, ни в помыслах. Ушла и концы в воду. Хоть плачь!
Глава 9
Некороткий разговор
К вечеру ходьба по коридору мало – помалу стихла, шумы за стеной смолкли, а в дежурке появился Голованов. После того, как он дал Загуляеву холодного супу и чёрного хлеба, ему показалось, что он заслужил пару ласковых слов, и он в ожидании их так и юлозил на глазах. Молодой, как клейкий лист, он, однако ж не имел такого подхода к пятнадцатисуточникам, как к девкам, но это его нисколько не расстраивало. Попытавшись порасспрашивать бедолагу и получив в ответ расплывчатые «Но», «Да что-то вроде этого», «Почти так», Голованов уселся на чёрное кресло в углу дежурки, поставил ближе настольную лампу и, сделав сосредоточенный вид, принялся что-то то ли писать, то ли чертить.
Загуляев попросился по нужде. Возвращаясь, специально прошёл мимо стола и успел заметить лист бумаги, испещрённый столбиками слов – стихами.
- Стихуете? А о чём, если не секрет? Голованов запер решётку, подошёл к креслу, но видно отказаться от такого момента не мог, отчасти даже ждал его.
- А вот слушай и помозгуй – сам пишу. Кашлянул, взял лист в одну руку – примерился, взял в другую и чужим голосом пробасил:
Если буду жить в погонах
Значит, буду честно жить
И во всяких анекдотах
Буду правду находить.
Уж заря моя, дай солнца!
Дай простор, крыло и хвост,
А иначе мне придётся
Жить под крышей старых гнёзд.
Голованов читал минуты две и совсем не замечал ухмылку на лице Загуляева – он был в упоении от своих виршей. Когда кончил, аккуратно сложил лист вдвойне и положил в карман. Наконец повернул вихрастую голову: «Ну, какова гражданская поэзия?1» - спросил с долей торжества.
- Я человек маленький, но могу сказать одно точно: бред это какой-то. Грязь и пустота – это. 15.10.1988г.
- Ну, это ты лиха хватил явно. Грязь! Сам ты грязь – посмотри на себя, ты ж алкаш, хулиган и ворюга, а зато о стихах суждения свои выносишь. Да много ли ты в них понимаешь.
Загуляев досадно подумал о том, что этот тип не слышал его чтений, а потом вдруг встал, ещё раз что-то прикинул в уме и спокойным ровным голосом удивительной чистоты начал:
«Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу
И звезда с звездою говорит…!»
Голованов, не ожидавший такого оборота, сначала посмотрел на чтеца в клетке из под бровей, потом незаметно убрал свой лист в карман и перестав слушать стал мысленно говорить разоблачительную речь. Когда Аким Никанорыч с торжеством в голосе кончил, он нагловато бросил фуражку на стул, потом, подумав, переложил её на стол, сел и вдруг залился злостным смехом.
«В небесах торжественно и чудно! – ха – ха, да ты спятил братец. Чудеса нашёл!
Это ж затасканные фразы, ничего нового и выразительного. Вот если б, скажем, было так: «Небеса зияли фиолетом» - то ещё сошло б, а это чепуха. Да и о какой любви может идти речь, когда бедного автора тянет в сон под дубок! Любви, братец, горячие и бессонные требуются, а не очкарики, хотящие всё забрать и закимарить. Тут у тебя что-то нелады. Хотя в гладкости тебе, пожалуй, трудно отказать, так же как и в строках «я ищу свободы и покоя», но вот в самой свободе я удовлетворить тебя воздержусь». Здесь Голованов самодовольно хмыкнул, чувствуя, как от гордости за себя у него шевелятся ноздри. Подумал: «Здорово я его! Пожалуй, ещё и обидится. Да мне-то что – сам виноват, ведь не просили ж его соваться со своими стихами». А Загуляев уже улыбался, он понял, в какой колее и каким-то чудом удерживал себя, чтоб не осрамить заносчивого поэта в милицейских погонах. Разговор закончился, и не прошло и десяти минут как из-за решётки послышалось тихое посвистывание спящего хулигана.
Ровно через два часа в коридоре послышались грозные тяжёлые шаги, которые неумолимо приближались к дежурке. Голованов проснулся первым, наспех поправил волосы, протёр глаза и застегнул верхнюю пуговицу – он, работающий в горотделе два год с лихом, не мог ошибиться – надвигался «большой палец», как в шутку милиционеры между собой называли Степана Макаровича Бусыгина. Весь день он где-то пропадал по делам и вот на ночь глядя решил навестить своё заведение.
Бусыгин вошёл шумно и сразу с порога проницательным взглядом измерил четыре с половиной квадратных метра. Дело ясно.
- Ну, здорово, Голованов, дежуришь, говоришь?
- Дежурю, Степан Макарыч, что ж мне ещё делать – не с девками ж гулять.
- Сегодня ты, Голованов, по моему недоспал – речи говоришь удивительные, не соответствующие твоему характеру.
Голованов, испугавшись, что эти слова слышит Загуляев и ещё не дай бог отнесёт их на счёт стихов, поспешил заверить: «Напротив Степан Макарыч, самое то, что по мне. Скучно тут одному, вот и приходится этакими мыслями себя развинчивать.
- Врёшь же ты – басом, разбавленным смешком, сказал Бусыгин, но продолжать не стал.
Говорил он, тяготея к краткости, при этом произносил букву «г» мягко, почти как «х», что наводило на мысль о его украинском происхождении. Был он высок, сутуловат и широк. Плечи малость косились, отчего вся его фигура несколько кособочилась влево. Каштановые редкие волосы были аккуратно зачёсаны взад и до половины накрыты вздыбленной, как у молодого, фуражкой. Над левой густой бровью красовался небрежный зигзагообразный шрам, зато зеленоватые глаза светились добротой и весёлыми искорками, губы отчётливо выпячивались над бугристым подбородком, за который он время от времени брался левой рукой.
Загуляев открыл глаза в тот момент, когда этого не надо было делать. Бусыгин заметил «гостя» кимарившего на широкой скамье и развеселился.
- О! Да у нас сегодня квартирант есть! Ну-ка, ну-ка, покажись. Чего стесняешься, попался – так будь мужиком.
Загуляев пересилил внутренний барьер и поднялся, заложил руки в карманы и посмотрел исподлобья, мысленно проклиная сегодняшний злополучный денёк. Бусыгин всплеснул руками: «Вот те на! Голованов, ты только посмотри кого нам принесла нелёгкая!... – Загуляев Аким Никанорыч, собственной персоной. Аким Никанорычу ничего не оставалось кроме как невыразительно развести руками и сцепить их замком ниже пояса.
- Весёлая будет ночка, однако, - то ли обрадовано, то ли грустно сказал Бусыгин и сел на стол как раз на фуражку Голованова, но к счастью ни он, ни кто другой этого не заметил.
- Ты его кормил? – слегка повернул голову в сторону недоумевающего Голованова начальник, а то он чего-то неразговорчивый сегодня, невесёлый
Утвердительный ответ заставил Бусыгина несколько призадуматься.
- За что к нам?
- Хулиганил говорят.
- Конкретней!
- Ну я не ясновидящий, Степан Макарыч, мне передали – что-то разбил у нас и хотел вроде бы дверь с петель снять.
Бусыгин ухнул, полез в карман и через минуту выпускал огромный клуб дыма. Внезапно он положил свою огромную ладонь на стол и как бы советуя попросил Голованова уйти.
- Я ж дежурю, товарищ капитан!
- Иди – иди. Посмотри телевизор у меня в кабинете, чаю попей, а там, если я не приду, можешь и поспать, понял? Ну так давай.
Когда Голованов ошарашенный и решивший, что всё это не к добру вышел вон, Бусыгин поудобней уселся в кресле и покрепче затянувшись спросил в упор глядя на Загуляева: «В чём дело Аким? Выпил что ли? А наша шарашка – то тут при чём – буянил бы себе дома, ну отвечай, не гляди совой.
- Эх, Макарыч, соображаешь, что говоришь, мы б тогда с тобой не встретились. Я бы торчал сейчас не тут, а куда в более изощрённом заведении. Пить – я не пил, ну а буянил…, так это может ради того, чтоб с тобой повидаться. Чё, не веришь? Ну сам подумай, с чего бы я стал чернильницу об пол?
- Ну допустим, а двери?
- Никаких дверей я не снимал, это ж Милиция! Плюнешь в угол – так скажут, что напился, облевался да ещё и драться полез, я ж вас до ниточки изучил.
- Не преувеличивай, Аким, расскажи-ка лучше, чего это ты такой невзрачный, будто тучу к нам засадили, а не первого пройдоху и весельчака здешних мест. Я тебя прямо не узнаю, ты такой непривычный в своём новом амплуа. Ну, выкладывай.
Загуляев, конечно, не мог знать, что сидящий перед ним человек давно взял себе за образец вечную загуляевскую жизнерадостность и старается на всё смотреть, так же как и он сам, через оптимистические очки. Он ещё в самый первый день их встречи понял, как это здорово – быть вот таким. И при каждом новом свидании Бусыгин всё более убеждался, как силён в человеке оптимизм, как важно обладать им. Не мог он знать и того, что сейчас Бусыгин несколько растерялся, присел, так сказать, под грузом внезапного поворота в настроении человека, с которого он, не отдавая самому себе отчёта, интуитивно, но с каждым разом всё более осмысляя эту интуитивность, брал пример.
Между ними никогда не было особенно дружеских и откровенных отношений, они, можно сказать, стояли по разные стороны баррикад, но одному хотелось поделиться с кем-то своими бедами, другой хотел видеть жизнь лучше, чем она есть и здесь их пути сомкнулись.
В конце – концов, чем был плох этот громадина – капитан, любящий слушать таких острословов, как Загуляев, у него и глаза глубокие вон какие. В общем, наш герой не утерпел и слово за словом поведал милиционеру свою последнюю затянувшуюся историю.
- Знаешь что, дружище, выходи-ка ко мне сюда, мы это дело с тобой обговорим – прервал на минуту рассказ Загуляева капитан и, пошарив в столе, вытащил откуда-то из угла ржавые звенящие ключи. Отпирая замок, пробубнил: «Сколько им говорить можно – не оставлять ключи в этом столе. Недотёпы», хотя эта присказка нисколько не повлияла на настроение Бусыгина.
Раздобыв где-то табуретку, капитан прислонил её к давно не крашенной и потому частично облезшей зелёной стене, сел поудобнее и облокотился на стол. Уже сидящий в кресле Загуляев понял это как сигнал к продолжению.
«Ну, значит так, на чём я остановился? Ах да – на тех ворах. Описать их не сложно – рожи приметные…» Так, медленно, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой наш герой поведал милиционеру всю свою историю, утаив только самые интимные подробности. В четыре часа ночи они сидели в кабинете у начальника, выпроводив оттуда заспанного и обескураженного Голованова. На столе стояла бутылка белой, лежали нож, куски хлеба и раскрытая консервная банка, стакан был один на двоих.
- Вот ты, говоришь, Акимка, что бросил пить, а сам-то вон как хлещешь, усмехался Бусыгин, вытирая рот тыльной стороной ладони.
- Ну ты сейчас, Макарыч наговоришь! Сам предложил ведь, а я отказываюсь только от кислого супа и то два раза в восемьдесят лет. Какая, чёрт, разница между рыбой и сухарём?! Главноё, чтоб на зубах было что-то, а из питья – так это вовсе – пей, не робей. Ведь учёные что говорят, а?
Бусыгин пожал плечами.
- А говорят они, что и ты и я и любая семья на 90% из воды состоим!
- Ну не из водки же, - попытался противиться уже успевший удариться в хмель Бусыгин. Аким Никанорыч медленно покачал пальцем перед лицом и хрустнул корочкой хлеба.
«Это как поглядеть, Макрыч! Почему всяких там животных проспиртовывают? То-то! Чтоб дольше сохранялись. Ну а чем человек лучше?
Так они, увлекшись, проговорили с полчаса меняя тему за темой и то и дело приходя к фантастическим выводам. Наконец добрались до действительного положения вещей. Бусыгин сощурил левый глаз, чёрт знает по какой причине, и спросил ненароком: «Акимка, что-то ты темнишь с этими 15-ю сутками. Ну, скажи честно, что на тебя нашло? Загуляев пододвинулся к Бусыгину, обнял того за шею и почти в ухо сказал: «Обрили меня, Стёпа, пришёл я сюды, чтоб вашу эту… Риту повидать, а её нема! Ну а в каком я положении, тебе повторять, надеюсь не надо. Что-то такое к горлу подошло, Загуляев скомкал в кулак свободный руки пиджак на груди, ну и понеслось. Пинанул вашу дверь, а с другой стороны парочка тут как тут. Я и махнул на всё рукой, что тут, что там – один хрен.
Бусыгин сперва удивлённо приподнимал брови, а затем дотумкавшись, проговорил: «Слушай, бедолага, дак эта мадонна, как мне передали, была сегодня здесь, меня что-ли искала – как же ты её не встретил?»
Загуляев грустно засмеялся: «Как же, встретил, забился в угол и сидел как кролик с обрезанными ушами. Хорошо ещё не захотела полюбоваться на жертву вашей мафии».
- Ладно ты, - протянул в ответ Бусыгин – мафию нашёл! Потом сменил тон: «Значит не вовремя ты угодил, да? Ну тогда я тебя выпущу, хочешь? Кстати, что у тебя с работой?»
Загуляев, вздохнув, бесчувственно ответил: «Отпуск».
Бусыгон вскочил, сияя ярче лампы дневного света. Подхвати за плечи мученика и поставив его на ноги, он уже почти трезвым голосом воскликнул: «Молодчина! Мы с тобой ещё наделаем иллюминацию! У меня план, обалдеешь!» Более менее успокоившись сел и стукнул кулаком так, что водка в бутылке заходила омывая стекло. Загуляев настороженно стал слушать. «Значит так, Ритка ко мне ещё явится, ей это позарез нужно, догадываюсь, ну а с тебя…. В общем, дам я тебе возможность не быть дураком, можешь на меня, Акимка, положиться как на себя. Хочешь, я ей наговорю такого про тебя!»
- Не, Стёпа, вот этого не надо, хорошо? Бабы не глупее нас с тобой, у них бы такая хитрость вышла, а у нас с тобой, у мужиков, бошки осиновые, мозги резиновые. Бусыгин обиделся.
- Ты чё, мне что - ли не доверяешь? Я этому делу, можно сказать, пол – жизни учусь. Это ты для баб может и не авторитет, а на меня они смотрят открыв рты. Ну, если ты так хочешь, то я устрою эту сцену по другому. В ответственный момент ты войдёшь и скажешь, например, что преступника задержал и обезвредил, а я тут представлю тебя как лучшего дружинника , скажу, что ты один разгоняешь целые ватаги хулиганов?
Загуляев задумался и опустил глаза, подняв, слабо сказал: «Это как-то не по честному, … не так бы …»
Бусыгин, осмелел, почуяв замешательство Акима. «Да ладно, ты, стесняется, ты же не побоялся в склад тогда влезть, не зная, один там орудует или банда!»
Загуляев пытался оправдываться: «Ну так там я руководствовался не самыми благородными побуждениями». Бусыгин, однако, был настойчив: «Да кто знает и узнае ли вообще, что это были за побуждения! Главное – геройские действия! Понял теперь? Загуляв промолчал, понимая, что перебороть такой случай у него не хватит идиотизма.
Бусыгин вновь принялся развивать свои соображения. «Кстати, наверное, завтра явятся эти два твои супчика сюда, ведь кража не может оставаться вне соприкосновения с нашим красным домом, как ты считаешь? Ты же сам говорил мне, что они всё собираются на тебя свалить. Ну вот что. Они приходят, ты их подкарауливаешь и когда они будут заходить ко мне, впихнёшь их сзади и быстро доложишь мне, что и как было. Я не дам им слова вякнуть, главное, инициативу прояви в первые секунды. Создай ощущение того, что это ты их привёл. Ну а я сделаю всё от меня зависящее, чтобы при этом присутствовала твоя мадонна, согласен?... Да что с тобой!? Всё ведь чисто! Короче всё! Решили».
Так они проболтали до шести утра, успев мимоходом решить и проблему законной жены, которая теперь сказывалась лишним элементом в их логичной цепи. Когда было уже светло, Загуляев неожиданно для самого себя заснул прямо в кресле. Заметив это, капитан усмехнулся, перетащил его в свою «вторую» комнату и уложил там на диванчик. Убрал всё, что могло свидетельствовать о ночной беседе в шкаф, пошёл умылся, причесался и найдя фуражку под столом, вышел, чувствуя как улетучивается последняя хмель. Надо было устроить исчезновение пятнадцатисуточника. Ведь Голованов наверняка поинтересуется по этому поводу, да ещё не дай бог возмутится.
Глава 10
Отпетый шанс
День приближался к середине. Девушка в милицейской форме на не очень высоких каблуках быстро шагала по шумной городской улице по направлению к милицейскому участку. В руках она держала что-то похожее на папку. Шагала привычным темпом, время от времени поправляя и без того великолепно сидящую пилотку. Кто-то спросил у неё время и она не останавливаясь ответила, - что говорит только об одном – девушка шагала, как это называется, в ногу со временем. Два каких-то неуклюжих парня внимательно оглядели её, когда она повернула на финишную прямую. Однако это нисколько не повлияло ни на её походку, ни на поправки пилотки, чувствовалось, что дама с таким характером мало заботится о внимании к себе посторонних лиц и в тоже время на всякий случай делает себя достойной его.
Пройдя по скрипучему сухому коридору, она привычным движением толкнула дверь начальника, мысленно представляя его потяжелевший взгляд. Из практики своей работы она хорошо знала, что у Бусыгина Степана Макарыча или как называли его ребята «большого пальца», с женщинами отношения не самые лучшие.
Однако она ошибалась. Бусыгин привстал со стула, увидев гостью и как-то виновато улыбнулся: «Здоровеньки буллы, Маргарита Васильевна, проходите, садитесь».
- Спасибо Степан Макарыч, я вообще-то по делам к вам. Мне нужно кое-что у вас забрать, ну и вообще… по мелочам.
Бусыгин наконец вышел из минутного смятения, которое, конечно же, не осталось не замеченным и несколько озадачило девушку..
- Знаете что, Маргарита, вы бы сначала рассказали мне о своей новой работе, какие там люди, начальство. Может там чему стоит у них поучиться, а то я у вас в глазах читаю недовольство здешней жизнью и порядками.
- Что вы, что вы! Всё также, только добираться до работы туда мне проще.
А! – протянул Бусыгин, как бы удовлетворяясь ответом и тут же, словно случайно, спросил: «Так а вы где живёте, вот уж моя начальская нерасторопность, даже адресов сотрудников и то не у всех знаю!»
Девушка улыбнулась: «Да вы должны знать – на проспекте Маркса, пятый дом. Вы же, Степан Макарыч, как-то раз звонили мне!»
- Может быть, может быть… - как бы в раздумьи произнёс Бусыгин.
Девушка напомнила: «Двадцать два, семьсот сорок, четырнадцать».
А в это время за дверями, в кепчике с длинным козырьком, шагал Загуляев, отсчитывая секунды и минуты. Он мало верил в то, что сейчас, как специально, должны появиться Рыжеус и Жорик. Ведь существует же там какая-то теория вероятности, где несомненно значится: двух зайцев одним выстрелом не уложить. Дураку ясно. Ну а сколько Бусыгин сможет её там продержать самое большее? Не больше двух часов. Подумав об этом, он круто повернулся на каблуке и замер: отворилась дверь и в неё один за другим зашли до тошноты знакомые личности.
В один момент Загуляев взвесил ситуацию и как будто так и надо открыл противоположную дверь. Ошалело уставился на вопросительные глаза уже знакомой ему Елены Петровны.
- Опять … вы? – с нескрываемым неудовольствием спросила девушка, сразу не сообразившая откуда этот тип мог возникнуть. Аким Никанорыч искусственно улыбнулся и сказал первое пришедшее ему в голову: «Хорошая погода, Елена Петровна, да!»
В ту же секунду, не желая упусти пришедших воров, Загуляев вышел вон. Перед ним стояли две спины так хорошо знакомые. Рука одного вора чесала затылок под кепкой. Другой почёсывал ногу сзади. «Рановато!» - с досадой подумал Загуляев, но отступать было поздно. Рыжеус, стоявший слева, обернулся на раскрывшуюся сзади дверь. Загуляев сразу же дёрнул вниз козырёк и деловито пошёл к двери.
- Эй, гражданин, вы не подскажете к кому обратиться… - полез к нему нагловатый парень. Загуляев, полуобернувшись, но не поднимая головы указал на дверь начальника. Жорик подхватил начинание друга и подошёл вплотную: «Закурить не будет?» Аким Никанорыч едва не поднял лицо и в ту же секунду Жорик его узнал и схватил за шиворот. Но на этот раз Загуляев был настроен более воинственно и не думая подавать голос он что было сил пнул здоровяка по коленке. Жорик взвыл на весь коридор и присел. Рыжеус сначала не сообразивший в чём дело, теперь тоже узнал долгожданного. Отчасти по этому коронному пинку, жертвой которого он когда-то был сам. Он тут же заломил руки дрыгающемуся буяну и попытался втолкнуть того в дверь начальника, однако Загуляев изловчился и оправдал предчувствия Рыжеуса – как следует подпрыгнул тому на ноги. Схватка длилась минуты две и, наконец, три растрёпанных, сверкающих глазами и кричащих наперебой человека, ввалились в кабинет Бусыгина. Теперь таких людей стало четыре, прибавился Степан Макарыч.
Девушка наблюдала за всем этим с нескрываемым ужасом. Ей было невдомёк, кто же кого поймал, а кричали об этом все и все были на одно лицо – вылитые злодеи.
Через минуты три наступила тишина, стоившая Бусыгину трёх пуговиц и клочка волос.
- Так значит вы утверждаете, что привели ко мне воров склада? – громоподобным голосом спросил Бусыгин, уперевши руки в боки. Одновременно послышалось два: «Нет, вора, товарищ капитан» и «Да, двух конченых воряг». Загуляев начинал сердиться и, к счастью, за стоящим Бусыгиным не виде лицо Риты, а потому забыл о ней, весь отдавшись напряжённости момента.
- Что же они украли? – продолжал свой односторонний допрос Бусыгин.
«Он украл фототоваров кучу, охотничьих принадлежностей тоже, так же и … и вёдрва!»
«Они утащили всё, что сейчас перечислили, кроме вёдер, это я точно заметил!» Бусыгин подошёл к столу, где-то под крышкой надавил кнопку и пришедшим сержантам велел «увести арестованных». Девушка, честно говоря, не ожидала, что уведут именно их, они такие рослые, крепкие, что невольно приходило сомнение в возможности противостоять им этого маленького, вихрастого мужичка, разве же смог бы он привести их сюда. Но она не отказывала себе в некоторой симпатии к этому одиночке – смельчаку, роющемуся сейчас у себя в карманах. Достал забавный кепчик и не стесняясь напялил, чтоб тут же опять приветствуя её коротким «Здрасьте!»
«Что-то есть в нём знакомое, но что? Эта бесцеремонность, а может весёлые глаза, ещё затуманенные недавней жаждой схватки? Долго думать ей не дал Бусыгин, он весело рассмеялся и сказал что-то шутливое про свои пуговки, разбросанные по полу. Собирая их он говорил, что данный смельчак его давнишний друг, часто дружинящий в одиночку, дескать испытывающий свои физические возможности.
Загуляев сел на первый попавшийся стул и, не зная, что предпринять, стал смотреть в окно на густые широколиственные тополя, скользящие тонкими ветками по стеклу. «Молодые ещё, подумал Загуляев, стараясь успокоиться, но в тоже время понимая, что в таком состоянии он меньше уязвим и как говориться, почти в форме. Бусыгин в этот момент извинился и пошёл чёрт знает куда, поставя этим самым девушку в неудобное положение. Она ведь не для посиделок сюда шла!
Загуляев догадался, что она его не узнала и теперь прикидывал, что могло быть тому причиной, ведь разрыв между прошлой их встречей и нынешней был не более месяца. «Плохая память на лица» - только и смог заключить наш герой. Но как же тогда объяснить её работу с людьми?» - тут же противоречил он сам себе, не замечая, что молчание становится тягостным. Вдруг до него донеслись звуки, но не успев подключиться к ним, он понял только последнее слово «…спорта…». Загуляев быстро взглянул в лицо Риты и сообразил, что нужно немедленно что-то отвечать не переспрашивая.
- Да, спорт хорошее дело, - ответил Загуляев внимательно следя угадал ли он ответ. Оказалось, что мимо. Девушка простодушно засмеялась. «Вы ещё и скромняга ко всему! Ну всё-таки, какой вы предпочитаете вид спорта?»
Загуляев чуть не покраснел.
- Простите, уж. Это я так, общими фразами хотел сказать, что любой вид спорта хорош, а особенно бег, тьфу, то есть, хотел сказать бокс. Девушка продолжала улыбаться.
- Вы часто так…, ну, с хулиганами?
Загуляев уже опомнившись пошёл напрополую: «Да, знаете, иной раз и мне по шеям достаётся, но чаще я этих мальков прямо за шкирки и сюда. Они ведь только с виду все такие грозные, а подковырни – готовы сами галопом сюда нестись. А эти вот перед самым входом чего-то испугались, драться полезли».
- Сказать по правде – произнесла Рита – трудно было понять кто кого держит – вы их или они вас. Кстати, я ж тоже тут одно время работала, но вас мне видеть почему-то не приходилось. Загуляев и тут нашёлся: «Видели, просто внимания не обратили, я ведь всегда в шляпе хожу и в костюме клетчатом». Но тут Загуляев понял, что хватил лиха. Девушка нахмурилась, что-то старательно вспоминая.
В этот момент распахнулась дверь и вошёл тот самый милиционер, которого Загуляев обескуражил когда-то нелепой историей с медбратом. Он сразу узнал Загуляева и нахмурился. Поздоровавшись с Ритой, он сдержанно и уже взявшись за ручку, спросил где Бусыгин? Девушка пожала плечами. «А ты что так спешишь? Посидел бы, подождал». Милиционер посмотрел на Загуляева и решив что-то про себя, отрицательно покачал головой. Аким Никанорыч весь внутренне напрягся, как бы натянулся изнутри струной, одним концом уходящей к ногам, другим к голове. Неужели напомнит? Когда милиционер прикрыл за собой дверь Аким Никанорыч облегчённо вздохнул.
- Что-то вы так тяжело вздыхаете, личные неприятности? – больше из чувства вежливости, чем из интереса спросила Рита, на это Загуляев ответил более, чем осторожно. «Всего лишь вы выдыхаете, а я вдыхаю». Девушка не сразу поняла на что намекает этот дружинник, а когда поняла, то подумала: «Огонь по нашим баррикадам! Надо дать отпор!»
- Сколько же вы вот так навдыхали? – продолжая открытую тему спросила она и положила свою папку, которую она до сих пор держала под мышкой, на стол.
- Надо полагать, на полвздоха больше, чем вы выдохнули, - не растерялся Загуляев и почесал усы, чтоб скрыть улыбку.
А он ещё и острослов. Для одного - этого многовато. Что же он ещё скажет?
Аким Никанорыч входил в своё амплуа, опасаясь только одного – несвоевременного появления Степана. К счастью, тот как в воду канул.
«А вы когда тут работали, не видели случайно некого Спивака Ивана Ивановича? У него сынок ещё такой призабавный» - вдруг, улыбаясь, решительно и с полной весомостью голоса спросил Аким Никанорыч.
- Постойте, постойте,… клетчатый пиджак… , шляпа, сынок. Да ведь это же вы, - с явным разочарованием, не лишённым, впрочем, нотки волнения вспомнила Рита.
- Что вы! Нас таких хороших двое, сказал Загуляев и увидев удивление в глазах ничего не понимающей девушки, добавил: «Братья мы, одноштанники, если хотите. Только характерами различаемся. Он чёрт с рогами, а я аргел с крылышками, вот только эти типы немного мне их пообломали. Я про вас от Ваньки и услышал. Тогда и зачасти сюда, заинтересовавшись, что это тут за аленький цветочек. Не подумайте только, что я пройдоха и бабник. Просто увидел сон, а там – Вас. Прямо вот такую и увидел. Не верите. Вот вам крест на всё пузо. Честное пионерское под салютом. Пришёл сюда – бац! Ну и как это бывает – наотмашь».
Что наотмашь? Не поняла Рита.
- По душе.
- Чем?
- Глазами.
- Да кто?
- Да вы естественно.
- Шутите однако.
- Папа не научил.
- Ну тогда врёте.
- Это к моему брату.
- да есть ли он у вас?
- Могу привести.
- Спасибо, и одного достаточно.
- Что вы об этом скажете?
- О чём?
- Не о чём, а о ком! Вот об этом.
- Скажу, что это легкомысленный, напористый и наглый ангел.
- И на том благодарствуем.
- А что о том?
- Такой же, только чёрт.
- А если я вам скажу что…
- Это признание?
- Можете считать хоть раскаянием?
- Так есть чёрт?
- Нету, но намечается.
- А зачем голову морочите?
- Хочу сознаться.
- В чём?
- В любви.
- Да кому?!
- Ну не деду Морозу же!
- Мне, что ли?
- А может вас тоже две сестры?
- Хоть десять!
- Тогда передайте им десять признаний.
- Не много ли, на первый случай?
- По князю и шапка!
- А у вас это неплохо получается, где учились?
- Разве я не похож на самоучку?
- И вам ещё не надоело вот так?
- Рита! Очень надоело, но что я могу с собой поделать! Один смеётся над вашей внешностью, другой, как может, обманывает вас, третий предаёт, а друг заедается и смотрит на вас уже не как сотоварищ по бедам и радостям, а как буржуй на кусок кумача! Это же не мир – сплошная насмешка. Вот вы, Рита, живете, как и большинство: дом – работа, праздники – будни. И неужели вам никогда не хотелось освободиться от гнетущей тоски и безвыходности? Скажите, ведь вы уже привыкли смотреть на всё с точки зрения выгоды, хороших последствий или чего-то там ещё – так ведь? Вы молода и хороша собой, но сколько стоит это оригинальное сочетание вы не задумывались? Женщины почти отвыкли думать о том, что мужчины тоже имеют человеческие сердца. А между тем все мужские недостатки – результат неудовлетворения страждущих сердец! Вы меня понимаете, хоть? И вы ещё спрашиваете – не надоело ли мне! Пока кто-то рядом со мной будет глупым, жадным, каверзным и низким – меня невозможно будет исправить. Стоим, Рита, стоим. А разве это не смешно?...
Загуляев смолк, устало повёл глазами из под козырька и уставился в одну точку, словно вылил весь свой заряд и теперь приник к элементу питания. Молчала и Рита. Она никак не ожидала, что такой забавный диалог может так вдруг завершится. Какой-то он немного с плюсом. И хоть он один и тот же, но уже не «ручки, глазки», как тогда. А может это только продуманный ход конём? Тогда мат.
Часть вторая
Глава 11
«Милый кретин»
В квартире было тепло и солнечно. Потоки света прыгали на стенах и шкафах. От жары Евгения открыла окно и выглянула во двор. Ребята копошились в песочнике с мухоморообразным грибом, старики на лавках разогревали скрипучие кости, а мужики в спортивных костюмах сидя за еле живым столиком наотмашь резались в домино. Одним словом, чувствовался выходной. Евгения отошла от стекла к серванту и принялась тщательно протирать его серые дверки, время от времени отгоняя воинственных мух. Покончив с этим занятием, она тут же, глядя в зеркало, поправила уложенные на голове волосы и решительно пошла в комнату, занавешенную покрывалом.
Когда она вошла, её глазам открылось призабавнейшее зрелище: муж вверх ногами стоял на голове и, похоже, читал перевёрнутую для большей сложности, книгу. Это был никто иной, как Загуляев Аким Никанорыч! Он даже не оторвал глаз от книги, чтоб посмотреть в чулках его жена или без (он это уже знал), не оторвал их и для дальнейшего просмотра, что было бы весьма губительным в его положении, но он не откликнулся и на зов Жены. Евгения, конечно, удивилась невероятно откуда взявшейся тактичности мужа. Вчера он явился домой и попросил прощения, чего с ним раньше не случалось, долго не засыпал этой ночью и почему-то боялся даже пошевелиться, что уж совсем не входило ни в какие его рамки. Рассказывать он ничего не стал, сказал только, что был у друга Макарыча, но во взгляде его он не могла не заметить скрытных мыслей и потому слегка насторожилась Нервничать она не стала, всё было как-то нестабильно, неординарно.
Вдруг Аким Никанорыч с бешенным шумом выдохнул воздух и, красный, как помидор, свалился под ноги Евгении.
- Ты чего это? Сдурел?!
Загуляев обиделся: «Во-во! От тебя и человеческого слова не услышишь. Сказала-бы, любимый, чем это ты так увлечён? Так нет, - сдурел!»
- Ты сначала человеческий облик прими, прежде, чем слов добрых от меня ждать, недоносок!
- Я сейчас взорвусь! – предостерёг Загуляев и поднялся.
- Йогой, что-ли заниматься надумал - не унималась жена.
- Ну да, передразнил Загуляев – на голове стою, чтоб чердак не протекал, книги перевёрнутые читаю, чтоб косоглазием заболеть, а дышу, как мамонт, чтоб ноздри разрастались!
- Да ну тебя – махнула рукой жена и собралась выходить. Загуляев задержал её.
«Подожди, Женька, пару ласковых надо сказать».
- Ну, давай, если ещё не разучился – усмехнулась Женька, явно понимая, что может быть сказано под заголовком ласковых слов. И всё же, вспомнив о необычном поведении, краешком ума понадеялась.
Загуляев не смог сразу сыграть в дурачка и попросил пройти в большую комнату, велел сесть в кресло перед телевизором, а сам встал сзади и положил руки на спинку. Евгения ждала, но он медлил, подбирая слова. Когда она уже собиралась встать, он, вдруг, порывисто удержал её и чуть взволнованно начал: «Ну зачем так… милая, отнесись к моим словам со всей серьёзностью, хорошо? Вот ты сейчас не поинтересовалась как следует, что это на меня напало, хотя ты мне, можно сказать, самый близкий человек – рукав к рубахе. Меня не было несколько дней и ты не переживала, не волновалась, так? Я не особенно-то домой и рвался, так? Ну, подхватывай мою мысль, чего сидим колодой!» Не дождавшись от жены ни слова, Загуляев продолжал: Не думай, только, что я к разводу клоню, это крайний случай, о нём я и не думаю. У нас сын. У тебя сын!...»
- Каво, каво? – Евгения повернула голову - ты, чего это мне ерунду мелишь! У меня сын, видишь ли, а у него фиг с маслом! Может тебе напомнить, кретин?
Загуляев перестал волноваться и с головой нырнул в привычный тембр разговора.
- Ну, давай, напоминай. Когда, где, как и всё такое прочее.
Евгения отвернулась: «Ну и бесстыдник же ты, муж!»
- А что здесь бесстыдного! Я за себя отвечаю.
Когда оба успокоились, Загуляев решительно произнёс: «Короче, ты чувствуешь, что мы в наших отношениях зашли в тупик? А это может привести к полному фиаско семейного корабля! Чтоб выйти из затруднительного положения я придумал одно интересное дело. Теперь слушай в четыре уха! Как видишь, отношения наши притупились, поизносились и т.д. Но есть способ их обновить. Вот почему, как ты думаешь, разведённые чаще всего через некоторое время, встречаясь, снова испытывают друг к другу любовь? А потому это, что время всё прощает, а взаимоисключаемость (так в умных книжках пишут) делает их снова прежними во всём, в том числе и в отношениях друг к другу. Мы вот с тобой, если смотреть в корень, всего – навсего примелькались друг к другу, устали. Следовательно, чтоб нам отдохнуть друг от друга, нужно устать от кого-то другого!
Жена снова повернула голову в приступе остервенения.
«Тихо! Тихо. Главное не паникуй. Это будет, как бы, неофициальный развод на период, ну скажем, двух – трёх месяцев. На это время каждый должен найти себе ещё одного «спутника», так называемого, искусственного, секёшь? И по возможности полнее уставать от него, другими словами, брать от него всё, что он может дать и наоборот».
Жена вскочила. «Ты что это, меня на панель толкаешь, да? И самому пораспутничать захотелось, кобель?»
Загуляев хлопнул себя по карману.
«Ты посмотри на эту формалистку! Ну, тебе что лучше, сидеть картошку жевать и плевать в мою сторону или пойти отдохнуть душой, пообщаться с интересными людьми, вспомнить свою весёлую молодость?!»
Чувствовалось, что Евгения колеблется. Это было и понятно, как-никак пол жизни проторчала с этим оболтусом, уже и не замечала, хорошо это или не очень. Русский человек привыкчивый, а женщины особенно.
Евгения на всякий случай бросила недоверчивый взгляд на Загуляева, как бы удостовериваясь, не шутит ли он, и увидев, что Загуляев и не думает хитрить, сдалась махнув рукой. Но, подумав, что этим разговор окончен, она сильно ошиблась. К ней уже летел вопрос отколотый от недавно задетой темы. Аким Никанорыч спрашивал, как было дело с Васьком.
- Ну ты чего, Аким, пристал? Разве ж всё такое упомнить!
- Давай – давай, не скрытничай! Если хочешь меня убедить – рискуй.
- Ну летом дело было. Когда мы с тобой в деревню к дядьке твоему ездили. Помнишь?
- Неа!
Екатерина не знала, как лучше сказать о том, о чём никогда не говорят, ей до ужаса захотелось плюнуть на всё и уйти, тем более, она и сама не совсем понималато том, о чём её спрашивает муж. Бог его знает, может и вправду было там что-то с местными, пока Загуляев ходил с дядькой по лесам и долам. Но, разве, это имеет большое значение, сын есть и довольно. Другой бы и такому был рад.
- Ну, чего смолкла, продолжай. Загуляев смотрел в упор, как гвоздь, который вроде и остр, но, если смотрит прямо, прямо на вас, то виден едва – едва.
Наступило зловещее молчание. До наших героев стали доноситься неравномерные удары костяшек со двора и басистые «А вота!», «Ети вас за ногу!», «Режь Колька!», «Ры-ба!!». Загуляев даже уши настроил на эти звуки и уже думал как это там играют. Видимо, из двух игр – «Колбасы» и «Рыбы» придумалиновую с оригинальным названием «Гастроном». У него, вдруг, зачесались руки. Он быстро накинул шляпу и сказав, что он прощает жене все грехи, кинулся к двери, но тут же остановился.
- Вот же ж, мать твою, что за привычка!
Жена стояла в растерянности, наблюдая как Загуляев быстро надевает брюки, наспех застёгивает, путая местами, пуговицы, набрасывает костюм и долго создаёт впечатление его однорукавности. Отчего-то, схватил носовой платок и только тогда загремел вниз по лестнице, даже не захлопнув за собой как следует дверь.
Екатерина села на табуретку и сначала тихо, а затем всё сильней, начала всхлипывать. Теперь никто уже не мог помешать ей, никто не знал, как в последнее время она пристрастилась к этому занятию, напоминающему водопровод, сейчас она чувствовала, как долго длился её сон; но разрушить его захотела почему-то не она. А ведь надо было! Надо было ещё тогда, когда встретила одного милого парня по имени Норик. И зачем она так часто твердила ему о своём замужестве! Ума нет, считай калека.
На этих мыслях она затихла и поднялась уже с зверски сверкающим взором. Теперь она знает, что делать. Он сам этого захотел. Ну, так и получит желаемое в объёме забитого мамонта. Уж она постарается! Уж, как он её рассердил, пусть же теперь пеняет на себя. Тайный замысел зашевелился в уме у этой разочарованной женщины. Она ободрилась, приосанилась и с насмешкой посмотрела в окно. Загуляев уже взмахивал одной рукой так, словно разделывал тушку. Лицо его выражало истинное довольство, он самозабвенно углубился в игру и вряд ли видел сейчас какими глпзами смотрит на него жена.
Глава 12
Свидание с молодостью
С того момента, как наш герой объяснился с женой, время понеслось особенно быстро, как будто намереваясь первым встать в очередь за колбасой. А зачем, собственно говоря, минутам, секундам и часам эта самая колбаса, ведь оно-то не собирается употреблять её в особо торжественных случаях и не видит ничего возвышенного в угощении ею гостей. Тем не менее, прошли дни…
Мне кажется, любому читателю легко будет представить себе небольшой чистенький особнячок за городом или, если быть пунктуальным, в пригородной зоне. Конечно же, сразу представляются резные ставни, бетонная дорожка, стеклянная терасса, черепичная крыша и много – много берёз с уже опавшими листьями. Мир пах осенним ветром и незыблемым безоблачным небом. Наш герой в спортивном эластиковом костюме розового цвета, жил тут, так как особняк принадлежал Бусыгину и отнюдь не с недавних пор.
Тем, кто склонен узнать, что же произошло за всё это время, я уделю очень мало времени, сказав только несколько слов, так, как Загуляев уже навострил куда-то лыжи и не поспей я за ним, он быстро сядет на велосипед и … поминай, как звали.
Так вот. Жена его Екатерина в тот же день собрала вещи и отправила Акима Никанорыча ко всем чертям, дорогу к которым, он, честно говоря, не очень-то и знал. Но было бы нечестно умолчать о том, что сама она в тот же день, крадучись прошла эту дорогу за нашим героем. Он зашёл к Макарычу домой и Екатерина со всей присущей ей внимательностью запомнила этот дом и даже квартиру, где хлопнула дверь. Она, конечно же, не сомневалась, что именно здесь живёт та, ради которой он устроил весь этот цирк. На другой день Макарыч отвёз Загуляева в свой пригородный закуток, оставил ему всё, что требовалось на ближайшие десять дней и смылся на работу. Так начиналась эта история, не менее забавная, чем предшествующая ей, но несколько более глубокая по содержанию.
Итак, Загуляев сел на велосипед и поехал, мелькая между берёз бог весть куда. Видимо к центральному шоссе.
