Мама

Мама

 Сергей М.

Мама

Писать о Мамочке одновременно и легко и сложно… Легко, потому что она для меня была и остается человеком открытым, простым, понятным, добрым (именно добрым, а не добреньким).

Сложно, потому что за этой простотой, открытостью стоит великая душа, не побоявшаяся быть самой собой, быть такой, какая есть. В те времена, а познакомились мы с Мамочкой в 1992 году, уже одно это заслуживало уважения, а сейчас я оцениваю как подвиг.

Она часто повторяла одну из своих любимых фраз: «Не я – единица, но я – в единице». Поскольку она в то время занималась лечением молитвами, то еще одна ее фраза звучала так: «Чтобы лечить, нужно всего три условия: первое – это любить людей, второе – это очень любить людей, и третье – очень любить людей». Своей жизнью, а не только словами, она стремилась соответствовать тому, о чем говорила. И стремилась, по причине целостности своей натуры, - всеми силами, всеми доступными возможностями.

С другой стороны, Мамочка была обычным человеком со своими пристрастиями, предпочтениями, с неприятием каких-то сторон окружающей жизни. Она была трижды мамой и уже бабушкой со всеми обычными материнскими заботами.

Перед первой встречей с ней я очень волновался, потому что уже был наслышан о ней. О том, что она лечит молитвами, в том числе по фотографии, о том, что она очень глубоко видит человека и говорит о главном. Сказать, чтобы у меня что-то очень болело? Нет. Да и различного толка лекарей, экстрасенсов, колдунов в то время появилось очень много. Конечно, было любопытно, хотелось что-то о себе существенное узнать. Было ощущение какого-то решающего момента в жизни вокруг, и в моей в том числе. Вот на таком переломном моменте мы и встретились.

Мне было 36 лет, офицер ВМФ, интересующийся Рерихами и пытающийся понять как этот мир устроен и почему он таков. Рерихов Мамочка почитала, но не все их «последователи» разделяли ее взгляды.

Она брала фотографию, закрывала глаза и «смотрела» её своей правой ладонью. Лицо в это время отражало всю гамму её чувств. Она то улыбалась, то становилась серьезной, то качала головой или удивленно что-нибудь приговаривала. Если привезенную фотографию соглашались оставить у нее, то она тут же помещалась в Мамочкин «иконостас». Во время каждодневных молитв она раскладывала их между собой и молилась за тех, кто ей доверился.

Так у меня стало две мамы: мама, которая меня родила и воспитала, и Мама, которую звали Антонина Петровна. Сейчас я и не вспомню ее фамилии, да и зачем? Зато я очень хорошо запомнил её излучающие свет глаза и её горячие руки, которые она накладывала то на голову, то на сердце, читая молитвы.

При всей простоте, открытости, самоотверженности было в ней что-то трагичное, по крайней мере в тот момент, когда мы встретились. Ей явно чего-то или кого-то не хватало. Семейная жизнь сложилась не очень хорошо, но, несмотря на это, Мамочка начала создавать совсем другую семью – из своих духовных детей. Из тех, кого притягивал к ней зов сердца. Среди всей этой круговерти приходящих и уходящих людей было много разных встреч, но она искала главную свою встречу.

И вот однажды, когда мы поехали в Бахчисарайский монастырь (тогда он был заброшен и представлял собой несколько пещер, вырубленных в скале), она вся просто сияла от наполненности чувств, едва сдерживаясь от того, чтобы не выплеснуть их наружу. Так ее переполняла радость произошедшей встречи! Внешне все было обычным, но ее торжественная сдержанность и умиротворенность были видны внимательному глазу. В тот день в монастырь приехал небольшой хор, состоящий из очень молодых людей. Но как они пели!.. в общем, в этот день все было необычайным, а Мамочка многозначительно сообщила, едва сдерживая себя, что к ней приехал очень важный гость, с которым мы познакомимся позже. Под важностью она, конечно же, понимала не государственный статус, а значимость самой встречи для неё лично. Это пришел Саошиант.

Её жизнь с этого времени стала меняться кардинально. То, что ее родная семья к тому времени была весьма условной, облегчало принятие решения о том, что дальнейшая ее жизнь будет связана с Саошиантом. И все же, оценить этот шаг, даже по житейским меркам, просто как мужественный, вряд ли удастся. При весьма значительной разнице в возрасте, при том, что в небольшом поселке все про всех всё знают, при трех взрослых дочерях и уже растущих внуках – выйти замуж за человека, который по возрасту в сыновья годится – это даже по обывательским меркам неслыханно! Но она этот шаг, как и многие другие, сделала, потому что шла к нему всей своей жизнью (и не только этой).

Не сделать его, значило потерять все, к чему стремилась. Сделать – значит вызвать бурный протест семьи, общественного мнения, вызвать явное и скрытое неодобрение немалого количества окружающих. Мужественно все это преодолевая, Мамочка сделала свой выбор и никогда об этом не жалела. Что ни говори, а родственность душ сильнее и дороже, чем родство по крови. Что касается духовной составляющей этого ее подвига, то для меня эта тема запредельна, чтобы говорить о ней здесь и сейчас.

Откуда вообще взялось это имя: «Мамочка» и что в него вкладывается каждым это имя произносящим? Почему далекие по кровному родству люди называли (не только называли, но и считали) Антонину Петровну — Мамой? Это трудно объяснить и еще труднее описать – «чувство мамы». Оно у каждого свое. Но если сделать собирательный портрет лучших качеств всех мам, то это и будет образ Мамочки.

Дайте мне отдых, бродяге бездомному,

 Лучше уж молча любить.

Для меня она стала Мамой не сразу, по мере знакомства и общения накапливались чувства теплоты, защищенности, любви и, в то же время, - строгости, требовательности. В один прекрасный день, когда я ехал в троллейбусе и думал о ней, появилось какое-то новое чувство блаженного умиротворения, которое я и определил как «Мама». В этот момент были и другие чувства, но сейчас речь не о них.

А Мамочкой она стала с легкой руки Саошианта. И в это слово вкладывалось уже не только материнское чувство, но и уменьшительно-ласкательное отношение, и личная приязнь. При всем этом её имя звучало с большой буквы и сейчас именно так и пишется с большой буквы: Мамочка. Вот так, даже в имени соединяется простое и великое.

В одну из встреч мы стояли с ней вдвоем на улице около барака и о чем-то говорили. Сейчас трудно вспомнить о чем именно, но меня просто одолевало желание прильнуть к ней, обнять и от этого разговор не клеился, я просто не мог сосредоточиться на словах, настолько сильно было чувство притяжения к ней. Хотя мне и было стыдно, но я сказал ей об этом. Она ответила просто: «Так чего же ты ждешь?» Тут я и почувствовал себя маленьким мальчиком, которого баюкают в колыбели и любят просто так, любят такого, какой есть, без всяких условий и претензий. Любят, потому что любовь изливается на всякого пришедшего, а не выбирает, кого любить, а кого – нет. До этого момента я настоящей любви еще и не знал, а узнать ее можно, только почувствовав в своем сердце. Других «подтверждений» и «доказательств» уже не нужно. В значительной мере этот момент теперь стал для меня эталоном, с которым я сверяюсь: таково ли мое чувство любви к моим близким и другим окружающим меня людям.

Внешне ее жизнь была проста и обычна как у большинства женщин, внутренне – наполнена духом Любви. Она вкладывала этот дух в обыденные дела, которые внешне и оставались обычными, часто неоцененными в свое время, потому что дела эти не были приукрашены или

Теперь многое видится иначе, чем в то время, а истинные ценности, сохраненные Мамочкой, несмотря на все трудности и перипетии жизни: Любовь, преданность, душевное тепло, - так и остаются неизменными в нашей памяти.

Для меня сегодняшнего Мамочка отражается в моей жене и дочери, в любом женском начале. Я стараюсь относиться к окружающим и близким мне людям так же, как и она, видеть в них ее продолжение.

В семейном архиве сохранились несколько фотографий, где Мамочка запечатлена в разные моменты жизни. На некоторых – она в Бахчисарайском монастыре со свечой в небольшой плошке. Так она и останется в моей памяти – идущей по лестнице с зажженной свечой в правой руке, пламя которой, кажущееся небольшим, тонкой струйкой возносится к Небесам…

Маме

Проходят столетья и все же

Ты мама, и мама, и мама,

Да как же тебя не любить!

Излечишь от боли и шрама,

Отец - завершенье ему!