Стихи 1987 год

Ртуть на тридцати стоит.

На дворе мороз и скука,

Все печалит и томит,

Словно бы измена друга.

Обгорает ель одна.

Что ее теперь утешит?

Городская тишина

Ветерком ей ветви нежит.

В ком печальная вина?

Голы улицы. Следы

До обиды неизменны

И замерзшие пруды –

Бриллиантовые стены

Мне почти насквозь видны.

Нахлобучу шапку я,

Выйду на сугробы.

Веселись, душа моя,

Не взгрустнулось что бы!

1 января 1987

Я очерствел, душа окаменела.

Освобожден от старых пут,

Что бы ни в чем не знать предела.

Гляжу ли вдаль, смотрю ль в себя –

И там и здесь одно безбрежье.

Как можно жить Отчизну не любя?

Кто будет рад, когда дела одни и те же?

О чем еще возможно промолчать,

О том, что нашей речи не дается?

Нет не могу молчать, готов кричать, рычать.

Когда душа поет, тогда и песня льется.

27 декабря 1986 – 4 января 1987

Отстаньте, я не чудо-юдо.

Прикиньте сами, черт возьми,

Какой я змей, когда я груда

Тех чувств, что нажиты людьми!

Не Демон я и не Отелло,

Ну посмотрите на меня:

И рост не тот и кожа – бела,

Нет в сердце злобного огня.

Я – не поэт и не прозаик,

Не нажил этого пока.

Я не люблю германских маек,

Мне Русь родная дорога.

Нет, я рожден не для забавы,

Моя судьба – судьба свечи.

И лишь в одном вы вроде правы:

Взлечу – тогда ищи–свищи!

4 января 1987

Она ли, не она ли.

Дни ночи провели

В вселеновском подвале.

Она осталась там,

В предшествующих летах.

Быть может, шла пешком,

Иль мчалася в каретах.

Как горька красота,

Но и мечта не слаще:

Стою и вижу лик

К себе, в свой век манящий.

На что мне этот бред,

Такого не бывает,

Я портеру глаза,

Иначе сердце стает.

Любовь, моя любовь,

Ты почему не рядом?

Присели б у печи,

Объединились взглядом.

Мы б вместе до утра

С тобой вдвоем пробыли…

Ах, милая моя,

Явись из тьмы, из пыли!

Отрады я хочу

И твоего вниманья,

Чтоб каждый Божий день

Нам продлевать свиданье.

Не внемлет ночь слезам

Несчастного и только

Сияет месяц, тих,

Да ветер пляшет «польку».

5 января 1987

Вечер опускает свои шторы,

Засыпают дети и цветы,

Засыпают молодые горы.

Снов не видят только старики.

Им мелькают старые страницы,

Те, что вероятно дороги,

Больше, чем то, что обычно снится.

Между лет витает пустота…

И приходят фото и уходят…

Шумно разбивается вода…

Капли из ресниц морщины моют.

Налетает звезд щемящий свет,

Им навстречу волосы искрятся.

Сны прошедших, улетевших лет

Четверятся и десятерятся.

Есть такое время темноты,

Время вспять бежит непостижимо.

От воспоминаний тают льды,

Замерзает южный берег Крыма.

7 января 1987

Во всей его красе,

Чтоб небо цвета перламутра

Купалося в росе.

Вдохни молекулы просторов

И будет сердцу рай.

И ты увидишь:

Из сугробов

Уж прорастает май.

Спеши, поэт, не ждет природа

От нас с тобой чудес:

Нахлынет скверная погода

И поседеет лес.

Опять начнется все сначала:

Морозы, лед, зима.

Завоет вьюга и устало

Нахмурятся дома.

12 января 1987

Я Ламбером не стану, я не тот,

Кто только и читает круглый год,

Без слов, без смысла, без оглядки.

Однако же стоять на месте не могу я,

И книга в этом друг – она ведет вперед.

Так движется весной под солнцем лед

И волю моряков оттачивает буря.

13 января 1987

Волос темный, взгляд глубокий,

То как факел, то как ласки,

В жизни вечно одинокий,

Но не прячущийся в маски.

Под пером чернила брызжут,

Превращаясь в драгоценность,

И слова так жгут и пышут,

Что простреливают вечность.

Я люблю, тебя, всесильный

За глубокое дыханье,

За талант по-русски сильный,

За отвагу и – изгнанье!

16 января 1987

Туман стелился по степи.

Был вечер и у печки кто-то

Из пластилина воинов лепил.

Был этот кто-то малышом.

Он фильм военный повторяет,

Он лепит танки, строит дом,

Ведет в атаку. Он играет.

Отец и мать ушли в кино,

Оставив бабушку для сына.

Им наплевать, им все равно,

Что лепит сын из пластилина.

17 января 1987

С неба земли не видать.

Детям пора засыпать.

19-24 января 1987

Фонари оттесняют ночь.

Пусть запомнится все, что сбудется,

Что не сбудется – сгинет прочь.

Отчего так упрямо хочется

Улететь в темноту небес?

Там какая-то тайна кроется,

Там не может не быть чудес.

19 января 1987

Когда сомненья мнут и гнут,

Когда обиды обжигают,

Когда в лицо враньем плюют.

Крепишься. Сдерживаешь ярость,

Как злого пса на злой цепи,

Чтоб не кусал чужую радость,

Чтоб ненавидел, но – любил.

Но гордость губы расторгает,

Нутро опять свое берет…

И говорю. И пес мой лает.

Молчать насильно – не дает.

21 января 1987

Где на дне печали больше чем воды.

И жужжат стрекозы – вестники с земли.

24 января 1987

И радость сотрет с лица,

За то, что построил здание

Старинного образца.

Внезапное омрачение

Швырнет тебя в темноту.

Сердце – это растение,

Растущее в высоту.

Оно придет, наказание,

Как высший, но глупый суд,

Ведь все, кто возводят здания –

Всегда в высоту растут.

24 января 1987

Дорога запыленная, горячая безмолвная,

Ползет по полю жухлому, с боков шурша травой,

А в небе, синью крашенном, ныряет тучка сонная,

Ныряет тучка милая, спешит к себе домой.

Но красота природная ушла в леса зеленые,

Туда и мы отправимся со скоростью мечты,

Чтобы событья старые, годами затаенные

Мелькнули нам и древности открылися следы.

26 января 1987

Сжигаю невесомые слова,

Стихи и прозу в порошок стираю

И сыплю в поле – пусть растет трава.

Иду в зарю, окаменев от боли,

Ее огни мне тело разорвут,

Нарыв души посеют в поле, -

Мак и полынь взойдут.

Ветрами сердце вырвется на волю,

Растопит зимний снег,

Искринками рассыплется по полю –

И выйдет новый человек!

28 января 1987

Пока его огонь не накипит,

А до того он мертво спит

И ничего ему не снится.

И он свирепо не храпит,

Травой и лесом укрываясь,

Он так безмолвен и велик,

Как долгожительный старик

Силен, но тих – всему на зависть.

1 февраля 1987

Ему торговать не под стать,

Впитаем, как небо, в запой.

2 февраля 1987

Слова забыты, их не существует.

И все, что в памяти таится.

Февраль 1987

Он ее не любил, но всегда провожал

До дороги, до дома, до школы.

Ненавидел ее, но за руку держал –

Таковы уж мальчишечьи споры.

Он улыбкой сиял, а внутри скрежетал,

Как железный, заржавленный чайник,

Он не только минуты, секунды считал,

Этот шуткой прижатый напарник.

Истекал долгий срок, подходили к концу

Дни, скреплённые явною дружбой.

Он обидно сказал. Получил по лицу

И умылся бесплатною юшкой.

Ждут его споруны: платежом красен долг,

Но… о чудо, он с нею выходит!

Он наверно забыл? Нет, он просто не смог

Не привычку – привязанность бросить!

3 февраля 1987

Осколок дня прорезал темноту,

Оживленье имея в виду.

4 февраля 1987

Тарзан (в сторону)

Посмотрим как себя ты поведешь,

Когда узнаешь, что отец твой умер!

Ему:

О, Капричелло, я слыхал однажды,

Что ты немало знаешь языков.

Вчера на чердаке, средь старых сундуков

Я книгу рода отыскал,

Она была написана норвежцем,

Коль мне не изменяет верный глаз.

Пока светильник мысли не погас,

Я знать хочу где корень мой таится.

Капричелло:

Я рад тебе помочь. С норвежцами я знался,

Кто кроме них сказать бы мог великие слова,

Которые тебе и мне известны!

Тарзан:

Нет-нет, прошу, скажи их.

Капричелло:

Вождю нужны мозги, тупице – голова.

Тарзан:

Ей Богу, этих слов слыхать мне не случалось.

(В сторону) Мудрить тебе немного уж осталось!

Ему:

Так ты решился? Завтра приходи

К фонтану смерти, там меня застанешь.

Капричелло:

Прощай! (Уходит)

Тарзан:

До завтра. Все как задумано, так и свершится в срок,

Незавидная участь ждет ученых,

Готов я всех умней меня рожденных

Поперевешать иль скрутить в бараний рог!

Иди-иди! Злодейства ты не минешь,

Я погублю тебя, едва созрев, ты сгинешь!

Другой день. Фонтан смерти. Подходит Капричелло.

Тарзан бросается к нему с письмом и рыдая:

О, милый друг! Воткни мне в горло нож,

Я весть недобрую держу в листе бумаги –

Хотел обрадовать тебя и взял письмо,

Но, Боже, смерть не нем поставила клеймо!

Отец твой умер… На же и прочти.

Подает фальшивое письмо. Капричелло читает:

О, Боги! (Пошатывается).

Так зло умеет наносить удар

Туда, где место самое больное,

Его избегнуть страшных чар

Лишь может сердце ледяное.

Тарзан очнувшемуся Капричелло:

Седлай коня, скачи скорей,

Пока земля отца не поглотила!

Капричелло:

Бросать семью, бросать детей?

И мчаться видеть прах?..

Ложь на твоих устах!

Ты обманул меня, трагедии хотя,

Теперь уже не то, мне старых хватит басен,

Жизнь хороша и день так ясен,

Так пусть он будет нам судья!

Так смерть обману наступает,

Добро, желая, побеждает. Всегда!

4 февраля 1987

Сюда не часто я наведываться стал, -

Анжеро-Судженск, город детства.

В твоих объятьях я мечтал

Взять силу русских слов в наследство.

Не ведаю, что можно, что нельзя,

Когда любовь бичует властелином.

В твоих дворах и дождик, морося,

Был для меня огромным миром.

10 февраля 1987

Ты видишь, вздымается грудь.

Как будто секунды считает,

Готовясь любовью вздохнуть.

Терпенью его позавидовать можно,

Но я не жалею его,

Все прошлое тленно, а лучшее ложно,

Любовь далеко-далеко.

Февраль 1987

Мама, назови меня грозою

Или понежнее назови,

Чтобы сиплый голос с перепоя

Доказал, что ты – не без любви.

Не звездой, так углем прогоревшим,

Напиши что тоже хочешь жить,

Чтоб судьба в смятении поспешном,

Перестала кость твою дробить.

15 февраля 1987

Слишком редкая фраза,

Непривычная то есть…

15 февраля 1987

Раз в феврале под самые морозы,

Когда луна идет в дозор,

В лесу столкнулись поэзия и проза

И завели такой вот разговор.

Поэзия сказала со слезами:

Ты хорошо живешь, а мне одна беда,

Ты так и этак строишься словами,

И все выходит красота.

А мне?! Небесное волненье

Должно быть стимулам певцам,

Чтоб написать стихотворенье!

Февраль 1987

Падают капли прямо мне на лицо

И я прозреваю под шум квартир

И пьяных соседей, принявших за стол крыльцо.

Мне видится мир в весенней гамме страстей

И чуждый науке видений разных поток.

Кто не любил, не видел вообще людей,

Тот, конечно, дурак, но он – Бог!

Март 1987

И я тебе желаю от души:

Пускай твои мечты всегда сбываются,

И будут дни, как этот хороши.

Готов отдать, не думая о благе,

Все, что захочешь, только попроси.

Лишь за одно, что чувства на бумаге

Не в силах изложить – меня прости.

2 марта 1987

Все равно свершится в жизни что-нибудь:

Порастет одна дороженька бурьяном,

Так появится другой счастливый путь!

Снег обуглится, весною подогретый,

День изменится и будешь ты опять,

Полон дружбы страшно беззаветной,

О былом без боли вспоминать.

3 марта 1987

Пока ошибками себе не пустим кровь

И не начнем от боли завывать,

Но боль пройдет и мы ликуем вновь,

Способные любить и расцветать.

Куда, как не в земную глухоту

Судьба нас тянет чуть ли не силком?

А я люблю вначале доброту

И ласку женщины, потом,

Ее земную красоту.

В немилость впавшим до мертва тоскливо,

Им не найти чего хотят,

Им жизнь черна, да это и не диво,

Им все несчастия подряд,

Как все вода брегам залива.

Во всем нам кажется земная благодать,

Пока не перестанем забываться.

На зло врагу мы любим хохотать,

Во вред друзьям, холодными казаться

И без стесненья ближним лгать!

4-5 марта 1987

(Басня)

В чащобе леса, в дальнем логе,

В огромной каменной берлоге,

Жил царь зверей, могучий Лев.

Еще жениться не успев,

Он только спал, да ел, да пил,

В расцвете лет с избытком сил.

Однажды он надумал вдруг

Наведать свой любимый луг.

Не долго думая, собрался,

И рано утречком помчался.

Долго ли, мало

Трава под ним мелькала,

А на четвертый день, к закату,

Наш Лев, уставший до упаду,

Завидел алые цветы

Невероятной красоты.

Сбылись давнишние мечты!

Минут пятнадцать он смеялся,

Еще часочек развлекался.

Но приуныл: Четыре дня

Сюда, к цветам, влекло меня,

И вот, каких-то два часа –

И от цветов рябят глаза.

Мечты, выходит, лучше яви,

Мирская жизнь прекрасней славы.

Но вдруг увидел он тигрицу,

Неполновластную царицу.

Таких он сотнями видал,

Но ночь близка и жребий пал –

Никто судьбы не выбирал.

Закат, закат, куда глядят

Твои глаза? Еще не спят

Цветы, трава и соловьи.

Полночи Лев молчал,

Лишь гривою качал,

Но вечным быть молчанию нельзя –

Под утро они – верные друзья.

И вот они расстались, каждый

Еще не сделал вывод важный.

Но, Бог мой, Это край страницы!

Затосковал Лев по тигрице.

Что делать? Средство где найти?

Она клялась к нему прийти.

Вот-вот счастливое свиданье,

Но Льва позвали на собранье,

Вздохнул печально Лев, но все ж

Пошел проведать молодежь.

На ту беду она пришла

Да двух подружек привела.

Туда-сюда, а Льва и нет,

Померк в глазах Тигрицы свет.

Подружкам что. А ей обидно:

«Не смог дождаться меня видно!

Но подожду, авось придет».

Вот полчаса Тигрица ждет.

Подружки тянут, мол, просчет,

Там деготь, мол, где видишь мед!

Хватила всех троих досада.

Сюда, кажись, ходить не надо.

Обман, Обман, кругом обман.

Ушли. А Лев попал в капкан.

В чем басни суть?

А такова она:

Не обессудь

И приходи одна.

5 марта 1987

Разорву себя на части:

Пусть жестокий мир узнает

В чем поэта счастье.

За здоровье, без причины

Выпью лимонада,

Пусть увидит мир ослиный

Что поэту надо.

Отстегну ремень и прыгну

С крыши на деревья.

Может быть и я отвыкну

Отвергать безделье.

Лучших дней осиротело

Вижу силуэты

И хочу, чтоб сердце пело

Звонкие куплеты.

Здравствуй, верная избушка!

Где здесь мое место?

Режьте хлеба, ставьте кружку,

Запекайте тесто.

Веселитесь! Будет праздник

Для всего народа.

Пусть любой сосед и странник

Нам станцует что-то.

А потом пойдет по хатам

И расскажет селам

О житье хоть не богатом,

Но зато веселом.

Без упрека, без напасти,

Общество узнает

Как поэт рисует счастье

И о чем мечтает.

10 марта 1987

Собака старая бежала.

Своим сухим от ветра носом

Она запаленно дышала.

Людей, бедняжка сторонилась,

От страха хвостик поджимала,

Но видно слишком торопилась –

И под автомобиль попала.

Два дня ее щенята ждали

В подвале брошенного дома.

Несчастные, они пищали,

Ища родной живот знакомый.

На пятый день они погибли…

И рухнул дом в упрек судьбе

И дождь болезненные всхлипы

Пролил по старой городьбе.

11 марта 1987

Бессмысленный, как Гамбурский петух,

Считаю сколько на окошке мух.

Ах, Лев Толстой,

Прости, меня прости

И от романа с Богом отпусти.

Безмозглый, как обритая овечка,

На физике рисую человечка.

И Ленц и Ом меня простят –

Уж очень жалостлив мой взгляд.

Как финский валенок на химии сижу,

Карикатурами себя смешу.

Ах, Менделеев, пощади меня,

От гидроксидов отстраня!

На иностранном я – лентяй,

Одно всегда шепчу: Гуд бай!

Прости меня, Шекспир за это,

Там подходящей нет ответа.

На географии рисую что хочу,

Или стихи под нос себе шепчу.

Простит мне этот грех Колумб,

Когда я в странах дубом дуб.

Но на истории я рта не закрываю,

Кричу, учу и – тут же забываю.

Да извинит меня сосед,

Что, бедному, покоя нет.

12 марта 1987

Не ты открыла счет моим недугам,

И не тебе их прекратить.

Я счастлив был с тобой как с другом,

Который помогает жить.

Моя беда: я сам себе виною

Стал чувства сердцу диктовать

И, как всегда, большой весною,

Любви картины рисовать.

Прости, забылся я немного,

За облака швырну любовь,

И будем, будем, ради Бога,

С тобой друзьями вновь.

13 марта 1987

И сам себе дает ответ,

Но этот маленький завет

Моя душа не принимает.

Я по-другому рассудил,

И прав по-своему, конечно:

Да, дружба ветрена, беспечна,

Но для нее нам надо сил!

13 марта 1987

Как-то на Анжерской стройке

Случай был такой:

Петухов работал бойко,

Чуть ли не в запой.

Быстро время пробежало

В суматохе дел;

Петухов, вздохнув устало,

На ведро присел.

Все в порядке: чисто, гладко,

Любо посмотреть.

Вот что значимо укладка,

Вот она где твердь!

Глядь, в углу лежит обломок –

От тележки дно.

Он (ну разве не ребенок?) –

Швырк его в окно.

А внизу еврей бутылки

В сумку собирал.

При двенадцатой попытке

Замертво упал.

Петухов с поличным сдался.

На вопрос судьи,

Он в убийстве так признался:

Виноват в крови!

Но еврейская порода

Так поразвилась,

Что рабочей капле пота –

Некуда упасть!

16 марта 1987

Мой прадед был веселым человеком,

Хотя и находился под кнутом.

Однажды он неурожайным летом,

Пришел в соседский барский дом.

- Дай хлеба, барин, жрать охота!

Жена поела всех мышей

И облизала все ворота.

Теперь пшена охота ей.

Бровями дернул барин строго:

А чем ты сможешь заплатить?

- Я заплачу, вам, барин, столько,

Что вол не сможет утащить.

- Ну, по рукам, бери мешки,

А как приеду, ставь отплату,

Не то повыпущу кишки

И напихаю в пузо вату.

Напрасно барин приезжал –

Моим прадедом и не пахло:

Он в край сибирский убежал,

Как, плавясь убегает масло.

18 марта 1987

Хотел извиниться, да стыд тут как тут.

И что же? В любви и согласье живут!

26 марта 1987

Наступили осенние дни.

Моего дожидаясь ответа,

Ты меня ни за что не вини.

Я скажу тебе – ты застонаешь,

Ядовито сощуришь глаза,

От меня, как от боли отпрянешь,

Убежишь в золотые леса.

Извини, мне не надо обмана,

Все давно на нули сведено:

На природе твоя зарубцуется рана,

Мне же вечно страдать суждено.

26 марта 1987

Покуда видишь эти строки:

Я появляюсь тебе в окне

И тихо встану на пороге.

В других тебе я покажусь,

Во сне присяду рядом,

И будет медленная грусть

Моим светиться взглядом.

И лишь в одном просчет такой,

Его не сразу взвесишь:

Ты не увидишься со мной, -

Нигде меня не встретишь.

1 апреля 1987

Забыли мы, когда последний раз

В работе находили наслажденье,

Когда для нас вопрос: Который час?

Не мог иметь и не имел значенья.

Когда мы молодецкою толпой

На улицу сбегали из окна

И был один ответ: Само собой!

Уж если горе пить, так всем до дна!

Снежками затмевая небосвод,

Мы беспредельно счастью отдавались…

Закончили. Разъехались. И вот

Теперь с одною памятью остались.

2 апреля 1987

Ты петляешь.

Ты немеешь.

3 Апреля 1987

И радостно проснулись дети.

Кто говорит, что счастья мало

На белом свете?!

Тоскливо месяц в сумрак смотрит,

Все тихо в таинстве ночном.

Все это нашей жизни стоит,

А что потом?

Навряд ли жизнь дана для смысла,

Ее пределы – в нашем зренье.

Сказал: Я жив, и боль утихла.

Вот исцеленье!

5 апреля 1987

Зачерпните воды из колодца,

На своей и чужой стороне.

Не спешите все сразу заметить:

Можно камнем под воду уйти.

Зачерпните и тут же, не глядя,

Сто колодцев. А жизнь-то одна!

10 апреля 1987

Вы говорите: дерево не тонет,

А дерево промокнет – и гниет!

12 апреля 1987

Нам путает концы с концами,

Я не люблю, любите сами,

И эти строки в том порука.

Она не часто открывает

Свои таинственные своды:

Любовь на час, любовь на годы –

Она ведь разная бывает.

Остановлюсь на полуслове,

Уж очень ей вниманья много:

Любите, люди, ради Бога,

Родник душевный, а не брови.

13 апреля 1987

Время старое, когда

Люди гибли от труда,

Молоко же – только снилось.

Если было кружки две,

Сразу прятались в кладовку…

Дети божию коровку

Умоляли на траве.

Беспредельно рожь шумит,

Протестуя против кражи:

Вор крадет, а кто докажет?

Месяц нем и солнце спит.

Времена меняют общество,

Но остались по сей день

Те, кому работать лень

И добра чужого хочется.

16 апреля 1987

Над строем логики проносится сомненье,

Как паникера крик перед врагом,

И лопаются от вибраций звенья,

И безвозвратность все несет под слом.

Куда? Зачем? Расплывчатые фразы

Приходят и уходят в неизвестность.

Их распознать никто не сможет сразу,

Как сразу оценить любовь и верность.

Часами заунывного безделья,

Уходишь в никуда осиротело:

И от каррозий снова рвутся звенья,

Гранича то, что сбыться не успело.

19 апреля 1987

Окунаюсь с головой.

Станет гербом красоты.

19 апреля 1987

Обороти ко мне свое лицо:

Оно не снилось мне, но вспоминалось:

Вот вижу я – ты всходишь на крыльцо

И только нашу дверь открыть осталось.

Вот мы под горн едва-едва встаем,

Мелькает день, как мяч летя по полю…

А помнишь ли как мы с тобой вдвоем

Болтали в сумерках, давя чувствам волю?

Всеобщий сон палатку согревал,

И за окном шептал на листья ветер.

Ты не спала, когда я засыпал:

За наш покой лишь ты была в ответе.

Понять твой ум и душу оценить –

Что проще в этом мире, что сложнее?!

Есть счастье высшее: обыкновенно жить,

Но знать тебя – в сто сорок раз милее.

22 апреля 1987

Свершится жизнь и смерть не так, как надо.

Ударит в сердце боль – я промолчу,

И крикну: «Я любил!» в разгаре смертного парада.

От обморока я освобожусь.

Тогда в иную явь тропа моя проляжет,

Я от себя отвыкну, оторвусь

И слова против мне никто не скажет.

Стихает мгла, срываясь в дыры труб,

И мне за ней уйти пока еще полезно.

Я вырву все плохое, словно зуб,

И станет жить легко и интересно!

22 апреля 1987

Кричал, что он на свете всех умнее;

Мысль предостерегала: не рискуй.

Тщеславие звало: ори сильнее!

Он, не жалея голоса, орал.

Толпа сказала: ты осел ушастый!

Несчастный тут же в обморок упал:

Язык толпы внушителен опасно.

22 апреля 1987

Такой красы мне видеть не случалось!

Они с собой несут на голубых плечах

Унынье стариков и молодости алость.

Сливаются они в единую дружину,

И мимоходом с солнцем говорят,

Им жизнь и смерть – все равно, все едино,

Они в себе бессмертие таят.

Миры фантазии – вот что они такое.

Мы в них самих себя глядим.

Все наше сокровенное, святое,

Известно лучше всех не нам, а им.

24 апреля 1987

И поделом – она меня сильней.

Уж за окном плюет на руки скука:

Умру с мечтой, но не достанусь ей!

Мне рифмы надоели, повторяясь,

А строфы – мне давнишние враги.

Я пьян от них и ухожу, качаясь,

Сшибая мимоходом косяки.

Устал. Отвергну старые морщины

На теле изможденном красоты.

Давай порвем все мягкие перины

И грохнемся на землю с высоты!

27 апреля 1987

Учись писать, но не словами, нет.

На них напрасно возлагать надежды.

Ты будешь вымазан в чернилах много лет,

А прослывешь писакой и невеждой.

Пройдут года, изменится твой вид,

Ты позабудешь о моих наказах.

Сойдет румянец с щек и радость отлетит

От старческой груди, умолкшей в спазмах.

Все оттого, что ты писал случайно,

Что думал в слове магию найти ты,

Но так и не поняв могучей тайны,

Заткнул талант, устав от волокиты.

Учись писать. Всю жизнь учись писать!

Душой к душе проникнись откровеньем,

А там не важно кем ты сможешь стать:

Огнем в веках иль искрой на мгновенье.

28 апреля 1987

А я для тебя не останусь в долгу:

Достану из толщи, что временем скрыто,

Достану и будущему сберегу.

Спасу людей творчеством, пока хватит сил,

А там и другие возьмутся спасать:

Зажгутся созвездья великих светил,

Настанет всемирной любви благодать.

Пока сердце бьется в горячности века,

Вскипая и падая, как водопад –

Слепим, выжмем, складем человека,

Восславим Восход и забудем Закат.

Спаси меня, творчество, умножь мою личность,

Дай силы, чтоб голос мой стал полубог,

Чтоб дума моя высоко возносилась

И била нещадно глупцов и пройдох!

3 мая 1987

Колосится рожь.

- Ты меня не трогай,

Убери свой нож.

Мне тебя не страшно

В этой темноте

И глядишь напрасно

Ты в карманы мне.

Ветер заступился,

Бросил кепку прочь.

Парень потупился

В голубую ночь.

За крутой дорогой

Золотиться рожь,

А в пыли подковой

Изогнулся нож.

5 мая 1987

А те, кто большей властью одарен.

Те, кто живут на Юге и Востоке,

Чей труд пока успехом не польщен.

И расцветают эти корифеи,

Неведомые миру до поры,

Пока они не отличатся в деле,

Пока не принесут свои дары.

И будут ликовать, восторгов полны

Мильоны лиц и флюгеры толпы.

У каждой жизни есть свои законы,

И есть вершины у любой судьбы.

5 мая 1987

О днях, которых не вернуть.

Да и зачем? Не в этом суть:

Стрела летящая из лука,

Наверняка, свой знает путь.

Когда-то дни казались строем,

Идущим без конца и края,

Но их, увы, испил до дна я,

В единый раз, одним запоем,

От чаши губ не отрывая.

Окончились мои свободы;

Границ не знающий приют

Остался там, где был, а тут

Без остановки мчатся годы

И новые сыны растут.

Нашлась и на меня управа,

И мой рукав тесьмой подшит.

А в тихом омуте дрожит,

В глаза себе смотря лукаво,

Из царства вышедший пиит.

5 мая 1987

Упал на камень и погиб.

И с ним погибли мыслей тонны,

И с ним ушел мечты изгиб.

Не унывай, такая доля –

Не смерть, а спрятанная живь.

Он не погиб, он встал из боя

До зависти красив и жив!

Сверкают небом его очи,

Травой весенней – волоса.

Шинели вырванные клочья

На ветре, словно паруса.

Он жив. Он жив. Смотрите рядом

Его тяжелая рука.

Она фашизму в сорок пятом

Отшибла черные рога!

6 мая 1987

Проросли цветы,

На болотах кочки

Дремлют у воды.

Неба не хватает

Птицам поутру,

Старый пень мечтает

Расцвести в бору.

Отливая солнцем,

Озеро блестит,

Будто бы в оконце,

На небо глядит.

И немые рыбы

Думают о том,

Что они могли бы

Здесь построить дом.

7 мая 1987

Возник в моем воображенье,

Все повторится все равно.

7 мая 1987

- Зачем ты по весне роняешь слезы?

Но с глаза каждого своя слеза свисала.

8 мая 1987

В бездушевной людской суете:

Даже близкие сердцу – не те,

Очевидное – долгая падь,

Ни конца ей, ни дна не видать.

Разберись на стоянке огней,

Посмотри на несущихся мимо

И захочется невыносимо

Все отдать для родимых людей

В этой жизни, почти что своей.

А когда бездыханным тебя

Возле глинных набросов положат,

Кто-то станет седее и строже,

И в молчании тихо скорбя,

Станет вечно старее тебя.

13 мая 1987

Сердитый взор бесцветных глаз

А. Блок

Я иногда в глаза гляжу упорно

Прохожему, и другу, и врагу.

Они мне отвечают полусонно,

Мол, что увидел – людям ни гу-гу.

А я и вправду что-то замечаю:

Вот тайна старая, вот новая стезя,

Вот грех большой, но я не обвиняю:

Глазам глаза опровергать нельзя.

В них отражались многие дела,

В них суть сама нередко появлялась:

Какая жизнь чудесная была,

Да жаль, что за плечами вся осталась.

Увы, увы, бесцветные глаза,

Простите, если я не так вас понял,

Или, напротив, главного туза

Случайно рассмотрел у вас – и отнял.

14 мая 1987

Поначалу возникло во мне

Что-то жуткое, вроде скандала,

Промелькнуло в открытом окне

И улыбкою в землю упало.

Пронеслись те часы в суете,

Я упавшее в сучьях искал:

Находил серебро кое-где,

Но в отчаянье тут же бросал.

Капля снега под крышу забралась,

И свисала, готовясь упасть,

Солнце скрылось за далью. Смеркалось.

Начиналась нечистого власть.

Я фонарик включил. Где ж она

Среди этой травы и камней?

Вдруг является мне Сатана:

Чем так занят певец-любодей?

Не найти тебе Камня Семи,

Только я знаю где он хранится,

Он не будет достигнут людьми,

Потому, что не терпит их лица.

- Ну уж нет, погоди, дорогой!

У меня к тебе тоже есть фраза:

Этот камень достанет любой.

Постепенно, конечно, не сразу.

Ты глаза мне раскрыл, вижу я:

Семь чудес слишком мало для жизни,

Чтоб любить, надо день из дня

Приобщаться к Могучей Отчизне.

Это чудо всех стоит чудес,

И не то, что какой-то там камень.

Глядь: пропал перекошенный бес,

А на месте его – тлеет пламень

Я фонарик о стенку разбил,

Убежал и нырнул в одеяло.

Я, наверное, сильно любил,

Потому что мне радостно стало.

15 мая 1987

Когда я в безделье шатаюсь,

Когда не ищу, не пытаюсь –

Тогда меня вещью считай.

Я сам тебе руки с веревкой подам.

Но если придет оживленье,

Оставь ты свои настроенья

Могилам, да красным гробам.

Тогда я на улицу выйду поспешно,

Горящему солнцу – простор.

Оставим за стенкою сор

И будем счастливые вечно.

16 мая 1987

Дыханье у губ затаилось невольно,

Все знали секунда – и будет конец.

И кто-то воскликнул: Отец тебе больно?

Как раз когда силы истратил отец.

Последнему поту давая скатиться,

Летел он на землю, согласно Ньютону.

Хотелось взлететь или остановиться,

Хотя бы схватиться за ножку балкона.

Но не было сил, а землю приближалась

И женщины руки к лицу поднесли…

Вот десять, вот восемь мгновений осталось

До окаменевшей в асфальте земли.

И только в последние доли секунды

Безумный мальчишка рванулся вперед,

Простер свои руки. Услышали: Ух ты!

Вот так и окончился страшный полет.

Мужчина с мальчишкой лежат через койку,

А люди толпятся, приносят цветы.

Зачем ему эти бинты и настойки,

Когда он пощупал цену высоты!

18 мая 1987

Придет гроза

И раскаленной полуплотью

Мелькнет в глаза.

Зарядом сбацает по крышам,

Даст по окну,

И распугает своим видом

Всю тишину.

Гроза не будет длиться долго,

Забрезжит луч

И свет доверчиво и кротко

Слетит из туч.

Так все проходит постепенно,

И мы пройдем:

Полулегко, обыкновенно,

Как время днем.

19 мая 1987

Парня призвали на фронт воевать,

А он недотепой считался в селе,

Уродом урод, ну ни дать и не взять,

Как Ванька-дурак, вечно навеселе.

Девчонки на него косят прорезом глаз,

Мол, лучше б ты ушел и не вернулся,

А он с мешком залез на тарантас

И глупо на прощанье улыбнулся.

За годом год идет и враг летит

В свою же черную разинутую пасть.

Мать получает бланк: «Ваш сын убит.

Ушел с заданьем, не вернулся в часть».

Погоревали люди для приличья,

А про себя все Слава Богу говорят.

Злорадствует сварливое бабье: «Отлично,

Отвоевался наш солдат!».

В победный май ликует все село,

Идут бойцы, как им не поклониться?

И до того веселье повело,

Что силы не было остановиться.

А через месяц улица гудит:

Идет герой, своей звездой блистая,

Добрейший взгляд, храбрейший вид,

Вся гимнастерка от медалей золотая.

«Да это ж он!», «Ожил!», «Видать за подвиг…»

Народ глазами парня обшманал.

А говорили, что дурак, а он ведь,

Кем был внутри, тем и снаружи стал.

21 мая 1987

Не сумел повернуться язык,

Не рвалась, а лишь крепче была.

25 мая 1987

Миллионная россыпь звезд,

Между прошлым и будущим мост

Все яснее и все короче.

Параллельные ночи и дни

Не уходят, а ускользают.

Людям многого не хватает

Тем особенно, кто одни.

Незабвенное чудо ночи,

Незажженная лампа дня:

Небо, твердое как броня,

Полосою рассвета прострочено.

27 мая 1987

Печальная девушка ива.

Ей бедной, наверно, приснилась

Сплоченность лесного массива.

Зачем так страдать и томиться,

Взгляни на торжественность дуба, -

Пропела красотка синица –

Где рощи, там труд лесоруба.

Но ивушка веткой качнула,

И вздохом к воде прислонилась,

Свое отраженье метнула

И снова в печаль погрузилась.

30 мая 1987

Сели мать и сын «на дорожку»,

- Ты, сынок, пиши Акулинке,

Ну и мне пиши хоть немножко.

Обняла его на прощанье

И уехал сын в никуда,

В тридевятое расстоянье,

Строить новые города.

А соседи друг с другом шепчутся:

Мол, в кого он такой пижон,

Все куда-то спешит, все мечется,

Так и лезет судьбе на рожон.

4 июня 1987

Раскинулась жизнь небывалых форм.

Вода озер отражает искры

И новью вновь заменяется старь.

Бывает, не хочется думать об этом,

Хочется просто забыться и жить,

Подобно листьям или животным,

К которым ближе тайны земли.

Но снова встает, по утрам оголяясь,

Ясное небо, дающее разум.

Работы много, никто посторонний,

Твое не сделает лучше чем ты.

Обратным счетом тогда лишь время

Пойдет когда опадут розы,

Дающие смысл существованью,

Проникшие в нас и ставшие кровью.

5 июня 1987

Как ни обидно и не больно это.

И даже самый умудренный гений –

Всего лишь капля радости и света.

Достаточно проникнуться насквозь

Тоской души что так легко приходит

И вдруг заметишь: сердце – ржавый гвоздь,

Он не только любит, но и колет.

6 июня 1987

Хочу гореть и гаснуть не хочу

До времени, когда мой дух воспрянет.

5 июня 1987

Как можно жить в такой тоске

И человеком называться:

Живет ли страус что в песке

Привык от страха зарываться?!

В поломанные сани сели

И едем, едем наобум…

Того ли прадеды хотели,

На то ль отдали силы дум?!

Когда на площади Сенатской

Горели свет перевернуть,

Ужель прозорливостью славной

Предполагали эту жуть?!

Ветра горчат. Мне неудобно

Свою эпоху проклинать,

Но кто в такой тоске подробной

Способен гимны распевать?!

7 июня 1987

Я хочу тебе, мама, так много сказать,

Находясь на постылой чужбине.

Ты ведь знаешь, во всех моих днях только мать

Выше царства ума святыни.

Мой талант ныне первый в этом краю,

Я способен на чудо мысли.

Но на детских руках своих узнаю

Твой взгляд, единственно милый.

8 июня 1987

Долго скрипка рыдает,

Так осень тает,

И звук бродит.

Сердцу обидно вдруг

И уже вялости круг,

А скрипка одно стонет.

Все удушливей и холодней

В мертвенности своей

Бьют часы.

Я часто в былые года

Из мягких ресниц пруда

Ронял капли росы.

Ветер выл-завывал,

Злость на людей нагонял,

По привычке вспылив.

Тут и там листья ложатся,

Словно боятся на ветках остаться,

Но кто оторвался – уже не жив.

12 июня 1987

Я колдую, невнятно шепча.

Контур голоса неуловимый

В свете музыки мною любимой

Стар и бледна любви свеча.

Бред сковал мои сердце и душу,

Глаза без притворства глядят.

Увы, Ариэтта, туманен мой взгляд,

Да и лира моя звучит неуклюже.

Как поблеклая та любовь,

О, погасну я, одинок!

Юности взлет и старости рок –

На этих качелях умрет моя кровь!

13 июня 1987

Когда без смеха не обойтись,

А живые умы перевелись.

14 июня 1987

Забыв про то нелучшее, что было.

Не всем гордиться и не все беречь,

Что сердце, долго мучаясь, носило.

Всяк ищет свою пристань – отчий кров,

Надеясь там когда-то появиться,

Для описанья хватит только слов,

А путь не скажешь – он уж как случится.

Под мутный дождь, под летний солнцепек,

Идешь туда, куда тебе дорога,

Но всякий раз, хотя бы на денек

Присядешь у отцовского порога.

И в толк не взять: откуда эта нить,

Что и далеких связывает как-то,

Что заставляет даже тех любить,

Кто был в твоей судьбе не светлым фактом.

19 июня 1987

Если старец стихи пишет –

То он не стар.

Если бескрылый неба ищет –

Он Икар.

Если глаза твои прослезились, -

Я тужу.

Когда их нет «О, появитесь!»

Любя прошу.

А что мне небо, когда ты рядом

И что стихи?

Ведь я – молекула, а ты атом

Земных стихий.

23 июня 1987

Наши слова – не Боги, слова – незрелые стебли,

Клонит их ветер жизни, мочит их дождь тоски.

Они от вершины смысла так далеки,

Как от земли чужих кораблей рули.

В безвыходной темноте, где забыли придумать двери,

Человек все равно отыщет хоть каплю огня.

Сердце, разум и дух в пучине дня

Объединятся и вместе прогонят душевную ересь.

Мир между бездной и пышущей счастьем зоной,

Сегодня стоит, в намереньях невесом.

Поэт! Ударьте по морю слов могучим веслом,

Будьте земным надеждам всегда опорой.

24 июня 1987

С восходом солнца, с лунным обелиском,

Поверь поэтам, шоферам, артистам,

Всем тем, кто начинает день с утра,

Кто для сегодня зачеркнул вчера,

Где все жило с привычками и шиком.

Бюрократизм расставил свои сети,

Ему добро – что пьяному жена.

Такому только выгода видна,

И больше ничего на целом свете.

В один карман гребет запасы меди,

В другой бумажки банковского дна.

Таким ты был. Теперь же пробудись.

Страна другой дворец тебе возводит,

А старый не щадя крушит и громит.

Прошло существованье – будет жизнь.

Ты только в ней получше разберись,

Она тебя с собою познакомит.

Уверуйся в потребности добра.

Оно одно, как купол и защита.

Пусть говорят, мол, ваша карта бита,

А вы таких гоните со двора,

Их логика несчастная стара,

Хоть с виду вроде бы и деловита.

27-28 июня 1987

Фауст:

Хватит в общих словах языки мозолить,

Мало жить, надо прочный фундамент строить,

Мало строить, надо рушить и вновь начинать:

Мало умничать, думать и знать!

Мефист:

А не лучше ли вечером темным

В месте тихом, уютном, укромном

С молодою девицей гулять?

И не думать о том, что обязан,

С кем супружеской цепию связан,

О долгах забывать и делах

Ради нежного страстного «ах».

Дни пройдут, будто дым кочегарки,

От деревьев останутся палки,

Ты их бросишь в канаву, не глядя

И подумаешь: «Жил чего ради?»

Пред тобою возникнут не книги,

Но даренные девам гвоздики,

Неуместные страсти слова

И примятая в поле трава…

Фауст:

О, Вершины земных благочестий!

Он достоин сжигающей мести!

О, сто молний, ударьте в него,

Чтобы череп ему прорвало.

А вы, тучи, посыпьте-ка соли,

Чтобы проклял он вечность от боли!

Молния. Фауст падает при смерти.

Что ты, Боже, наделал, взгляни:

Ты пресек мои честные дни.

Умираю под хохот рогатого,

На обоих вас зол одинаково.

Мефист:

Не понять тебе прихоти Бога,

А вот я понимаю немного:

Это ангелы там практикуются,

Белокрылые мокрые курицы.

Не зубрят обученья всевышнего,

Все им хочется нашего, нижнего.

Современная там молодежь,

Для нее чуть не то пропоешь, -

Изобьют или молнию в Бок.

А чуть встрянет стареющий Бог –

Те ему пригрозят: «Отвали!

Нам видней населенье земли!»

Ну, прощай, я пошел по делам.

Фауст:

Я так просто себя не отдам:

Стой, копыто, исчезни! Сгори!

Заклинаю!

Мефист:

Не балуй, старик.

Это все устарело давно.

Ну, пока, я поехал в кино.

Фауст, достав раскладной автомат:

Ну так буду и я современен –

Мой товарищ проверен.

Бей, огонь, не промахнись!

Стон Мефиста.

Фауст:

На здоровье веселись!

28 июня 1987