Стихи 1988 г - 2 часть

Березовые ветви наклонились,

Сок каплет, свою медленность копя,

А мне сегодня ночью,

Как и вчера приснились

Деревья обступившие тебя.

Прозрачный дождь весенний моет окна

И от стекла нет мочи отойти,

И у меня на сердце

В такой вот миг холодный

Рождается предчувствие пути.

А ветви ниже, ниже, дождь сильнее

В каком-то сочетании слились.

И я тебя люблю

Всей сущностью своею,

И дай мне Бог прожить такую жизнь!

С тобою мое детство неразлучно,

Ты в каждом моем сне опять встаешь.

Мне без тебя тоскливо,

А иногда и скучно.

Родимый дом, ну как ты там живешь?

Березовые ветви наклонились,

Сок каплет, свою медленность копя,

А мне сегодня ночью,

Как и вчера приснились

Деревья обступившие тебя.

4 мая 1988

Пятерочник Петров не выучил урока

И, в ожиданье, класс, разинув рты, застыл.

- Скажи же нам, отличник, ради Бога,

Был где-нибудь Наполеон или не был?

- Да, вроде, был, хотя не помню точно…

Денис Давыдов был, Нахимов вроде то ж.

На-по-ле-он… Ах, черт, вот как нарочно,

Он на траву какую-то похож.

- А помнишь Бородинское сраженье?

- Конечно, где-то около Орла…

Оно…оно…в семнадцатом столетье…

Ну там еще Перовская была!

Потом Москву китайцы захватили

И Карл Маркс об этом так сказал:

«Вот то ли дело люди с нами были,

Когда я в миномет ядро толкал!»

Иван Сусанин дал по шее гадам,

Возглавив партизанский эскадрон.

Тем временем, Суворов по Карпатам

Шел с войском, злою мыслью удручен.

Он был тогда полковником в отставке,

Толстого собирался навестить,

Ведь он еще в Калуге, на прилавке

Смог по дешевке «Пятницу» купить.

- А дальше что? – А дальше я не помню…

Там что-то, вроде, интернационал,

Добытый потом и буржуйской кровью.

Об этом даже Пушкин написал:

«Напрасно ждал буржуй несчастный…»

- Петров, Петров, остановись!

Ответ, Петров, прекра… ужасный!

К тому ж, неправильный… кажись.

8 ноября 1986 – 8 мая 1988

Когда нет слов и взгляды молчаливы,

Мне хочется куда-нибудь уйти

И на любом истоптанном пути

Найти момент, в молчании красивый.

Глядеть и знать: все в мире повторимо

И главное: во всем есть свой резон.

Но только б не прошли красоты мимо

И не забылись, как минутный сон.

Я в обществе не выношу молчанья,

В природе без молчанья не могу.

Безмолвие – есть центр мирозданья,

Умышленный молчок – как дань врагу.

16 мая 1988

У времени, у нашего

Немыслимые крылья:

Фантастика вчерашнего –

Сегодня стала былью.

А что сегодня кажется

Длиною в три Галактики,

Через сто лет уляжется

В умах любых детсадников.

У нас немало сорвано

В пучину безвозвратности,

Но вот она, но вот она,

из пережитков соткана

Пародия причастности.

Выходит бюрократище,

Под мышкой преет папочка,

Дай Бог вам всем, товарищи

Иметь такого папочку!

Выходит, улыбается,

Доволен сам собой.

Не каждому случается

Вот так идти домой.

Такси в минуту тормозит

И адреса не нужно;

Садится этот паразит

В такси, почти как в нужник.

Кряхтит и булькает живот.

Автомобиль срывается.

А что, как может, так живет

И ловко наживается.

Перелистает папок ряд,

Метнет распоряжение,

Глядишь, уже рубли звенят

В егонны сбережения.

А если хлюпнет кто чего

В защиту демократии,

Не станет выгонять его –

Возьмет себе в приятели.

И снова будет красть и крыть

Упорно и беззвучно.

Никто не сможет победить

Его собственноручно.

Однако, времена идут

Без скидок и без ласки

И наши дети уж прочтут

Про этих гадов сказки.

18 мая 1988

На дороге три коня

И одна уздечка.

Кто же вывезет меня

Через жизни речку?

Я коней не тороплю,

Мысли собирая,

Кто поймет печаль мою

От конца до края?

Я судьбу не дорешал,

Ну и пусть как будет.

Тот которого седлал –

Выбор мой рассудит.

Через речку плыл да плыл,

А на середине

Конь горячий мой остыл,

Захлебнулся в сини.

Мне пора идти взахлеб,

Вышло мое время,

Вдруг ко мне кто-то подгреб,

Подвернулось стремя.

Выезжаю, брызги в сноп,

Радость горло душит.

Переплыл я жизнь. Но стоп!

Вот и смерти лужа.

Подлетает третий конь,

Гривой трет колени,

А за ним уже огонь

И чужие тени.

20 мая 1988

Я, без тяги к сказкам

Свой рассказ лучу:

Ну их, все окраски

Эпистоляров, жаден и мелочуг.

Им бы шорты тереть скамейкой,

У меня ж совершенно другое задание:

Изловчиться из самой заброшенной копейки

Выстроить новое – не хуже любых дизайнеров.

Да и что рассуждать на трезвую голову,

Мир созерцая в положении вертикальном?

Я без тяги к сказкам делю поровну

Рифмы, рассказы и неизвестные тайны.

Если есть что сказать,

Знать, молчание скрывает уйму.

Ссохшиеся губы – не облизать,

Не сосчитать мыслей сумму.

Я – выпускник, давность моя, вот она,

Не измеряюсь еще числами юбилеев.

Когда-то давным-давно было охота нам

Вырасти в эту пору как можно быстрее.

И сейчас нет желания в детство кануть,

Но мир по-другому в глаза пылесосится.

Годы раньше времени старятся и вянут,

Время настойчивее их в форму просится.

Завтра день - двадцать пятое, май, как обычно,

Ничего особенного, все в пределах относительности,

Однако колотится пульс до того истерично,

Что как бы не вышло какой-нибудь непредвиденности.

24 мая 1988

Голый след оставлю на песке.

Солнце во мне жажду раскачало,

Зарево улыбок обнимало –

Все в резерв последнего пике!

Обмотался честью и любовью,

Променял листы на цвет листвы,

Перешел от грусти к многословью,

Изменил проблемы и условья –

Выбросил себя из головы.

И, на всякий случай, окунулся

В реку осмысленья с головой.

Потерял сознанье, а очнулся,

Посмотрел вокруг и покачнулся:

Это ведь не я, а мир – другой!

27 мая 1988

Крамольный недруг всеоружно,

Бывает, сламывает нас,

И мы идем, ему послушно,

В завесу времени и глаз.

Седьмое чувство изменяет,

И мы глухи, и мы – слепы,

А кто-то наше «Я» срезает,

Легко и просто, как грибы.

Ступая медленно сначала,

Мы постепенно входим в спесь:

Нам вечно мало, мало, мало

Уже того, что у нас есть.

 И мчимся мы, и нет оглядки,

За нами прошлое кадит.

Мы мелочны, порочны, падки,

Но в каждом сквозь затворы плит,

Без направления скользит

Рейс первый, рейс без пересадки.

31 мая 1988

Встает рассвет беззвучен, полусонен,

Охватывая светом горизонт.

Он так невыразим и так огромен,

Как вечность перед ним текущих вод.

Поочередно с ветром реют птицы,

Безудержностью будят берега,

И на душе такая блажь творится,

Что волосы взъерошены слегка.

Здесь навсегда с моей смешались кровью,

Похожие на радужный привет,

Река, красиво названная Томью

И нежностью придуманный рассвет.

19 июня 1988

И слава Богу – есть на то закон.

Сломить меня потоки не смогли.

Май 1988

Зиму всю напролет, Фатима,

Это склонна к печали зима.

Май 1988

Ты ночью плачешь светом,

Ты днем становишься седой,

С рассветом – мнишься негром.

Ты поступаешь хорошо,

Тепля свои заводы?

Ты небо дымом вводишь в шок,

Фенолом травишь воду.

Коню проходу не даешь,

Мосты штурмует скорость.

Ты – бешеная молодежь

И старческая пропасть.

За парки, скверы город стал

Горой стоять сосновой,

Но невзначай дерзая, взял

И все согнул подковой!

Мой шумный город, чем тебе

Не нравится просторность?

Ведь ты в асфальте огрубел

И потерял набожность!

6 июня 1988

Вот и лето,

Песня спета,

Дребезжит конец куплета.

Замусолились секреты,

Потеряли вид.

Тучи низко,

Счастье близко,

В красоте – моя прописка,

В ней всегда есть доля риска

Для людских обид.

Пусть не скоро

Новый город

Распахнет, как ветер шторы

Неуемные просторы

Для моей души.

Люди – птицы,

Им носиться

Там, где что-то состоится.

Для одних – это в столице,

Для других – в глуши.

Мне вначале

Снились дали,

Но недавно перестали,

На их месте засверкали

Люди, города.

Но не даром

В сердце атом

Разлетается набатом:

С нами вечно будут рядом

Милые места.

Так что лето,

Жди привета.

Наша песня разогрета,

Ну а если и допета,

Стоит ли тужить!

Рядом с нею

Заалеют

Громкозвучностью своею

Песня песни веселее –

Так и будем жить.

25-26 июня 1988

Тучи небо обнесли

И душа все выше, выше

Улетает от земли.

Это сном еще не числят,

Но и явью не зовут.

Вперемежку чувства, мысли

Друг за дружкою встают.

И как будто настороже

Каждый шорох и шумок.

День закатом подытожен

И отправлен за порог.

Что теперь терзаться даром,

Все прошло и будет вновь,

Жизнь не выкуришь затягом

И не кончится любовь.

Июнь – 27 сентября 1988

Я надругательства не скрою,

От вас мне нечего скрывать:

Нырял я в «ризу» с головою

И умудрялся выплывать.

Но как-то раз «челнок» сломался

И риза вышла велика,

Я долго вынырнуть пытался,

Но вылезла одна рука.

Тут не до гимнов, не до песен,

И солнце глаз не веселит.

Кто-то сказал, что мир наш тесен?

Где этот древний паразит?!

30 июня 1988

Что душу долго точит.

Я перед теми виноват,

Кем не был в сталь заточен.

Я раб страстей, привычек друг,

Злым словом уязвимый,

Мне темп дает сердечный стук,

К беззвучью нетерпимый.

Мне муха – слон, мне слово – речь,

В глазах и свет и снег.

Хочу ломать, люблю беречь,

Я – просто человек!

8 Июля 1988

Пришедшей на закате маеты,

И трудно угадать с какою яростью

Назавтра за дела возьмешься ты.

Слезами ли станок омолодишь свой,

Иль с силой изломаешь карандаш,

А может непомерно мощной мышцей

Кому-то невиновному поддашь.

В сердцах не совладаешь сам с собою

Сорвешь улыбку с губ своей жены,

Иль, сев в автомобиль, ее – вдовою

Оставишь без сознания вины.

Тобой обескуражен будет каждый

И в этом смысле подло поступив,

Ты от работы отойдя однажды,

Окажешься бессовестно ленив.

И, позабыв усталости истому,

Когда-нибудь ты все-таки поймешь,

Что в жизни все должно быть по-другому

И труд как раз в усталости хорош.

8 июля 1988

По жизненным невзгодам,

И подо мной бурлит вода

Сильнее с каждым годом.

Я не спокоен, как всегда,

Открыт ветрам и штормам.

К моей звезде моя беда

Все ближе с каждым годом.

Не усмотреть за строем глаз

Единственной опоры.

Бык пустоты бежит на нас,

А мы – тореадоры.

Июль 1988

За вторжение такое.

Что стою? Понять пытаюсь

Говорить ли мне с тобою.

Мне хотелось песню сложить

Будто я все тот же, но

Все, что можно подытожить –

Кем-то раньше учтено.

К другу я еще, бывает,

Обращаюсь: как мне быть?

Только сердце остывает,

Пустоту нельзя любить.

Горьким словом или звуком

Не обмолвясь ни при ком,

Называю тебя другом,

Сам считаясь дураком.

Гроб ли, сила ли какая

Переменит стать мою,

Но пойму, что ты – другая,

Чем которую люблю!

13 июля 1988

Барабаня по окнам и крышам,

Может с пеклом ушел помириться,

За то, что назвал его рыжим?

И первая радость людская

Сменилась большим огорченьем:

За что же жарища такая,

Доколь запасаться терпеньем?

Сибирское лето в разгаре,

Дождь в отпуск ушел на пока

И в небе ни гроз, ни аварий,

А просто текут облака.

15 июля 1988

В поисках реки истолкованья,

Всюду вижу против бытия

Чьи-нибудь великие деянья.

С другом прогоняя скукоту,

Иногда внезапно замечаю:

Радость, как охранник на посту –

Разум не пускает за версту,

Оттого и ветреность такая.

Но в конец измученный трудом,

Прозреваешь, как ударом с неба:

Жизнь сама заботится о том,

Чтоб на чувствах не висело пломб,

Человек спокоен чтобы не был.

Сколько б жизнь ни обвивала нас

Скукою, безверием, обманом,

Все равно такой приходит час,

Когда сердце, разорвав пластмасс,

Снова возникает первозданным!

19 июля 1988

Вместе с другом ветром, ночью приходя.

Но однажды как-то мой товарищ верный

Вышел на свиданье, только без меня.

Ты кусала губы, ты ломала руки,

За полночь уж стрелки время отнесли

И под утро, злая, ты ушла поспешно,

Отлупив дорогу теплым сапожком.

Письма мои скоро под огнем свернулись,

Гнев твой испытали и дары мои.

А я спал в кровати бледный, изможденный.

Надо мной стояли белые врачи.

19 июля 1988

Так, что спины не могу разогнуть,

Кроме желания лечь и уснуть.

Август 1988

Как видно, ливень зарядил надолго,

Таким дождям ограничений нет.

Тоска в душе. Приемник без умолку

Несет какой-то информационный бред.

Аэропланы-мухи надоели,

Перекрывая график свой раз в шесть,

А я лежу в разбросанной постели,

Не поднимаясь даже чтоб поесть.

По выходным работаю и в будни,

Валюсь под вечер, как пшеничный сноп

И только для того, чтоб где-то люди

Однажды об меня разбили лоб.

Задумал я дойти бесповоротно

До храма неизмученной души.

А сердце к ребрам так прижалось плотно,

Как будто хочет самовольно жить.

Как будто для него упасть под ноги

Совсем не страшно, пара пустяков.

А все затем, чтоб сыпались упреки

На без того невыносимый кров.

Да, грудь больна! Но разве в этом дело?

В конце концов, неизлечимы все:

Душа не извлекается из тела,

Но любит поскулить и побузеть.

2 августа 1988

Где-то в нас остается

И словно нитка тянется,

Тянется, но не рвется.

Звонкими спицами кружит

День, уносясь навек.

Всем, кому не был нужен –

Я – не человек.

Август 1988

Уста молчат, придумавши покой,

Рука лежит, сославшись на усталость,

Как будто этот жребий вековой

И на меня направил свою алчность.

И как бы собираясь пристыдить,

Забрал слова, способные лучиться.

Но мне ли о немилости скорбить,

Когда вокруг меня такие лица!

Не будь друзей, кто знает что тогда

Я думал бы и как бы был настроен,

А с ними я – бетонная плита,

Как раньше весел, бодр и спокоен.

Уж такова людская баламуть:

В солидном – ноль, а в незаметном – суть.

6-11 августа 1988

Не первый день, не первый раз

К тебе я подходил

И в середине черных глаз

Усмешку находил.

Не понимал к чему она,

Просил твоей руки,

А ты, в меня взглянув до дна,

Сжимала рот в тиски.

Летели дни от холодов

До солнца и назад

И вырос я из пацанов,

Ты вышла из девчат.

Бывало, слышу – ты идешь,

Бегу наперерез,

А ты с хитринкою взглянёшь

И снова – наотрез.

Я плакал ночи напролет,

Не понимая сам,

Зачем во мне любовь живет

К смеющимся глазам.

Ты повод не давала мне

Для ревности слепой

И мне поэтому вдвойне

Не мил был свет людской.

И вот однажды, сердце сжав,

Я девушку нашел

И, свои чувства оболгав,

Домой ее привел.

Но чуда не произошло:

Душа не обрела

Того, с кем было бы тепло

Без летнего тепла.

Тогда я бросил стыд и срам,

Пошел к тебе и вдруг,

Веселья не придав глазам,

Ты вышла на мой стук.

И робостью своей тогда сказала все как есть,

Моя любовь, моя беда,

Мечта моя и честь.

Я знаю много разных мест

Веселых и пустых,

Где можно повстречать невест

Пока что холостых.

Но если б хоть одна из них

Была мила как ты,

Я (не подумайте, что псих) –

Шагнул бы с высоты!

7 августа 1988

Ее звонче не сыщешь нигде,

Она каждая вздрогнуть заставит,

Нерушима в своей высоте.

Когда Русь ликовала победу,

Церковь молча сидеть не могла

И летел по бескрайнему свету

Перезвон от чела до чела.

Но и в тяжкую нашу годину,

Подбодряя страдающий класс,

Звон медную бросив малину,

На битвы выталкивал нас.

Пусть нет ни Богов, ни Олимпа,

Церковные стены, как суть

Становятся краше нам, либо

На что-то большое зовут.

9 августа 1988

Когда огонь теплится – не беда,

Он друг мечтам и для раздумий пища,

Беда, когда на лучшие места

Приходим лишь в моменты пепелища.

Таких утрат бессчетное число

Ведет нас на границы покаянья,

И только там мы видим, как мало

В сравненьи с ним любое начинанье.

И чтобы жизнь не изменила ход,

Мы новые венки себе готовим,

А все, что вместе с нами не умрет,

В себе, увы, не так уж часто ловим.

У жизни есть незримая черта,

Пред ней обыденность – за нею красота.

11 августа 1988

Ему любые домыслы – излишни,

Беда, когда на лучшие места

Приходим лишь в моменты пепелища.

За рвом непредсказуемых утрат

Все чаще эти будут опозданья,

Когда и радость встречи – невпопад

И убежденья – в урну покаянья.

Что делать, так устроена земля:

Меняется она и нас меняет,

А жизнь, как недолитая бадья –

И пьет дожди, и где-то протекает.

Зато чего бы стоил наш удел,

Когда бы мир порою не был сер?

11 августа 1988

Когда-нибудь мы вызволим себя

Из рамок повседневности и быта,

И, сбросив власть металла и тряпья,

Уйдем туда, где многое забыто.

Для каждого в отдельности оно

Появится и обольет рассветом,

Одни свой день перенесут в кино,

Другие отдадут себя поэтам,

Но в красоте отчетливо всплывет,

Связующим звеном нерасторжимо

Та часть души, которая живет

Вполне обыкновенно и незримо.

За веком век преображает нас,

Но самое родное – без прикрас.

23 августа 1988

Жизнь – нужда, рассвет и холод,

Жизнь, когда тебя не ждут,

Жизнь, когда струя за ворот

И до встречи пять минут.

Жизнь, когда пока не знаешь

Где себя приобретешь,

Жизнь, когда во сне летаешь,

То есть явственно растешь.

Когда двойка тянет ранец,

Или мяч летит в окно,

Когда девушку на танец

Вызвать хочется давно.

Сада цвет и запах яблок,

Мшистый коврик сосняка,

И любовь, как след от санок,

Запорошенный слегка.

Неглубокая обида –

Это тоже жизни сеть,

Когда радости не видно

И охота умереть.

Восемь лет, пятнадцать, тридцать…

Сердце будто ЭВМ,

Не рискует ошибиться,

Даже если врет совсем.

Сентябрь 1988

Мне скоро в армию. Уйду без сожаленья.

Какая разница, где молодость пройдет.

В моей груди всего лишь три влеченья,

Четвертое на службе прорастет.

Не дорешал чего-то – так оставлю,

О новом дне заботясь наперед,

Не доковал характер – переплавлю,

И армия характер докует.

Прочту на лицах невоенный хаос

И улыбнусь, соотнеся с собой,

И буду счастлив, что не им досталось,

А мне переодеться в непокой.

Таким манером стану рядовым,

Себе на радость и на зависть им.

2 сентября 1988

Каждый взгляд и всякий звук,

Даже став сплошными «вдруг»!

3 сентября 1988

Не зная что такое горе,

Нельзя изведать радость встреч:

Так кораблю плевать на море,

Пока его не схватит смерч.

Тепло и молния влекут

На эстафету память нашу

И губы речи донесут,

Зрачки – движения покажут.

И тополя при расставанье,

И запах елочной тоски,

И птиц смышленых щебетанье

Через тепло чужой руки.

И блеск озер закамышенных,

И свет проснувшегося дня,

Посредством молнией пронзенных

Зрачков из неба и огня.

6 сентября 1988

Но рука не зависнет смятенно

В устремлении к потолку.

Будет жизнь моя обыкновенна,

Только тленна не будет она.

И не станет подобием сна.

Я себя на стихи изведу,

Для того, чтобы чувствовать в слове

Неподдельную красоту

Даже самых обычных условий.

Сентябрь 1988

Мне пора на работу налечь,

Чтоб смятенье забыть,

Чтобы быть как все.

Коль игра стоит свеч –

Я смогу полюбить

Все, что чуждым казалось досель.

Завещанием слышится звон.

Дайте мне молоток,

Поднесите зубило концом

И два эти певца запоют в унисон:

Вот и весь металлический рок.

Мои грубые вымыслы в нем.

Сентябрь 1988

Как розы на поле широком,

Но так, видно, в жизни заведено:

Что было нам злом до конца не дано –

Когда-то выходит нам боком.

Красой упиваясь, не думай мудрить,

Все рядом пройдет очерёдно,

Никто не подскажет как правильно жить,

Чтоб сердце за пазухой не износить,

Любви не растратить бесплодно.

Сентябрь 1988

Прости меня, я долго жил один

Среди всего, что жизнь преподносила

И под ее ударами, как клин

В себя был вогнан с небывалой силой.

И потому мне часто свет не мил,

Хоть я всегда шагаю в авангарде.

О, сколько я мучительно любил

И сколько недооценил в азарте!

Пускай – бурьян, моя шальная речь,

Коснется чьих-то душ и станет ясно:

Жизнь тем быстрей пытается истечь,

Чем больше мы с ее струей согласны.

Не каждый день мы мыслим о себе,

Но каждый день плюсуется к судьбе.

14 сентября 1988

Листва опадает беззвучно,

И деревья стоят

Одиночества полны и сна.

Я люблю эту пору,

Когда от дождливости скучно,

Но зато на уме

Освеженная мысль ясна.

Мне до дома идти,

Замечая причуды природы,

После смены не раз

Приходилось, но нынче не то:

Запах ветра и луж,

Состоянье осенней погоды

Отдается во мне

И подолгу звучит как в пустом.

Может это любовь,

Когда сердце нелепо тоскует

И желанья полно

Перейти в неживучую плоть.

Или память опять

Обнаженные ветви забудет

И вечерний уют

Вместе с стаями птиц пропадет?..

15 сентября 1988

Ты – небо осени моей,

Тоской объятое и хладом.

Тобой я раньше был богатым,

Теперь тобой – я всех бедней.

Ты отлучилась навсегда,

Забыв безмолвное согласье.

Ты – мое хмурое ненастье

И моя падшая звезда.

Я временами глух и нем,

Пока во сне тебя не встречу.

Ты своим взглядом, как картечью

Мне крылья выбила совсем.

Пуская я жил не так как надо,

Мне этот грех простит судьба,

Любая старая тропа

Всегда репейником чревата.

Ты – сумрак юности моей,

Пятно без права на стиранье.

Ты – непогасшее сиянье

Давно разбросанных огней.

19 сентября 1988

Мы с тобой проведем под луною,

Понимая шумы,

Обращенные вовсе не к нам.

Слышишь, где-то цикада

Стрекочет сонаты запоем,

Посвященные ночи

И чьим-то неспящим глазам.

Будут медленно плыть

Эти необъяснимые звуки,

И тебя и меня

Захватив в шумовое кольцо.

Ты закроешь глаза.

Я возьму твои нежные руки

И почувствую рядом

Твое дорогое лицо.

Я проснусь на плече

И тихонько открою ресницы;

Как не хочется мне

Расставаться с твоей теплотой!

Солнце будет сверкать,

Небо будет доверено птицам,

Ты же будешь цвести,

Словно первый цветок полевой.

19 сентября 1988

Облака на востоке

Пеленали закат.

Вдоль железной дороги

Возвращался солдат.

За плечами котомка,

На ремне котелок,

Под фуражкою ломко

Темный волос залег.

Без надежды на встречу,

Шел солдат неспеша.

Опустились на плечи

Сорок два этажа.

Он любил, расставаясь,

Но в письме как-то раз,

Не моля, а прощаясь

Завершился рассказ.

На вокзале шумиха,

Как везде и всегда,

От шуршанья и крика

Не слыхать поезда.

И махнувши рукою,

Повернулся солдат:

«Доберусь сам собою

Как-нибудь, наугад!»

Вот подходит он ночью

К дому с окнами в сад.

Всю неверную почту

Вынимает солдат.

Без излишнего чувства

Бросил все на порог,

И на сердце так пусто,

Будто и не живет.

А наутро при свете

Птицы клюнули в дверь,

Приглашая невесту

Посмотреть свою серь.

Но она не застыла,

Не закрыла лицо,

Просто все, что там было,

Замела под крыльцо.

И, фаты не снимая,

Она к мужу ушла.

Месяц медленно таял,

Начинались дела…

27 сентября 1988

Махнула мне и вот,

Бегу тебе навстречу без оглядки.

В глазах твоих стоит

Мой искаженный вид,

Но ты довольна – значит все в порядке.

И снова вдвоем мы по парку идем,

На листьях опавших читаем,

И запах хвои вперемежку с дождем

Вдыхаем, как будто листаем.

В вечерней тишине

Ты что-то скажешь мне,

В глазах мелькнет подобие загадки.

Под первою звездой

Я стану сам не свой,

Ты улыбнешься – значит все в порядке.

И будет лететь окрыленная ночь,

Меняя цвета в силуэты,

А месяц-рогач, нам желая помочь

Прикроется тучей-газетой.

5 октября 1988

И даже не слов:

Тебе бы сватов

Под отчий кров.

Тебе б колокольчик

На снежной дуге,

Да несколько строчек

На потолке.

Глазами и ищут

И ждут, но ты

Пронзаешь крышу

Прямей звезды.

И толков много

На карауле,

Но вот как током

Тебя стегнули.

Теперь не сверлишь,

Огня полна,

Глазам не веришь,

Слеза видна.

В неводный омут –

Без ног, без сил,

А он как вогнут

В проем стропил.

Берете руки,

Идете вдаль:

Живите, други,

Крутись, педаль!

6 октября 1988

Это чье-то хождение мимо.

Дополнения недоставало.

6 октября 1988

Я знаю: так в жизни бывает,

Когда уже нечего в жизни терять,

А сердце стучать продолжает.

Безудержным светом стирая года,

Появишься и встрепенешься

И там, где в судьбе намечалась беда,

Ты к счастью лицом повернешься.

И пылок и юн, предпочтешь умереть,

Чем жить как нужда заставляла

И будешь по-новому мыслить и петь,

Но этого все-таки мало!

Октябрь 1988

Чего не вернешь, то исчезло,

В утратах таких повезло?!

Неумно тратить деньги сходу,

Умней – не тратить вообще,

Но если каждую субботу,

На траты проявлять охоту-

И так устанешь от вещей.

Приобретай всегда и всюду,

Приобретай везде и все:

Когда добра накопишь груду,

Тогда поймешь, что ты – осел!

17 октября 1988

Очень старая история:

Завершается четверг,

«Рак» над нашей территорией

Свистнул словно человек.

По цепочке, по разбросанной,

С талисманом над землей,

Полумраком забинтованный,

Опускается покой.

И в окно метелью просится,

Обезвреживая сон,

Бесконечная бессонница –

Наших мыслей почтальон.

19 октября 1988

(Басня)

Однажды мыши собрались под вечер

И налетели на кота,

Он сразу же проснулся: Вы куда?

А мыши хитрые, мол мы на свое «вече».

Кот завалился спать, когда ж проснулся утром –

Готов был разорвать любую мелюзгу!

Вот так мы иногда доверимся врагу,

А он нас шашечным уничтожает фуком.

И навалились разом на кота.

А он и нас сожрет и осрамит обитель.

Октябрь 1988

Неведомый и мало кем любимый,

Вне времени, вне формы и вне стен.

Октябрь 1988

Даже что и не предполагал:

То вдруг в сердце кто-то постучится,

То придется с близкими проститься

И уйти с рассветом на вокзал.

В жизни может разное забыться.

В шутку или ради чистоты,

Можно неожиданно влюбиться,

Или на кого-то обозлиться,

Даже оборваться с высоты.

В жизни не бывает поперечин,

Вся она сплошная от и до:

Мы себя молчанием калечим

И в конце концов нам просто нечем

Понимать какие мы и кто.

Октябрь 1988

Не золота прошу, не серебра,

К чему мне благородные металлы!

Прошу вернуть ушедшее вчера,

Хочу увидеть то, что отблистало.

Хочу обратно сердцем испытать

И запах трав, и взгляды, и забавы,

Могу все состояние отдать

И даже часть ненаступившей славы.

Берите все, что есть, но дайте песню,

Пропетую кузнечиком тогда,

Верните день, не новый, не воскресный,

А тот, который сгинул без следа.

Я в будущем себя не нахожу,

Я в прошлом весь, от имени до вздоха.

Пусть я великой песни не сложу,

Но дайте мне из прошлого хоть кроху!

21 октября 1988

Задумчивый, у ели

Я целый день стою,

Как будто в самом деле

Я так люблю хвою.

Не в этом, братцы, дело,

А в том оно, как раз,

Что девушка посмела

Меня ужалить в глаз.

До самого сердечка

Дошел любовный яд,

Растаял словно свечка

Мой каменный агат.

Я целый день погожий

Ее везде искал

И вдруг один прохожий

Мне на ухо сказал:

«За баламутной речкой

тебя девчонка ждет,

Там есть одно местечко,

Где елочка растет».

Я, позабыв про тропы,

Помчался к тростнику,

Быстрее антилопы

Я переплыл реку.

Но видно доля злая

Смеялась надо мной:

Кругом себя взираю –

Нигде души живой.

Такое наважденье

Со мной не первый раз.

Я все в одно мгновенье

Представил без прикрас.

Кукушка куковала

В закатной полумгле

И вдруг обидно стало

И очень больно мне.

Она своим обманом

Обидела любовь,

Что ж, медлить я не стану,

Наворочу делов.

Я подобрался к дому,

Подслушал разговор

И в голосе знакомом

Услышал я задор.

Петух заснул глубоко,

Подруги разошлись,

И тут я ненароком

Возьми и появись.

Она не ожидала

Такого «Се ля ви».

Ну что ж, начнем сначала

Историю любви.

21 октября 1988

На дороге три калеки

Счетоводством занялись:

Сколько пушкинский Онегин

Ел и спал за свою жизнь.

Первый крикнул что есть мочи:

У Евгеши на счету

Где-то пятьдесят две ночи,

А ел он тыщу раз в году.

А второй перебивает:

- Погоди нести ты вздор,

Он ведь утром засыпает

И храпит до этих пор!

Нет, погодь, друзья-калеки

Третий молвил, как умел:

Ведь написанный Евгений

Вообще не спал, не ел.

Так поссорились, подрались

И безмолвно разошлись.

Утром снова повстречались –

И опять про чью-то жизнь.

Так, что день – то новый вывод

Умудренных сединой.

У двоих глаза на выкат,

Третий шлепает губой.

Почему они такие?

Видно истина проста:

Коли головы пустые –

То и немолчны уста!

12 ноября 1988

Если первое не сбылось.

Но все же надеяться буду

И пусть разбивают посуду,

Те, кому сладко жилось.

Мне не к лицу суетиться,

Да и к чему это, право,

Если захочешь влюбиться –

Отыщешь и место и право.

Хочу доверяться минуте,

Себя красотой ослепя.

Эй, вы, не жалейте посуды,

Как я не жалею себя!

Бывает на сердце скверно,

Не верится и не ждется,

Но счастье придет непременно

И с ним целый мир вернется.

А тем, кто грезит Москвою,

Таблетками лечит простуду,

Желаю уюта в четыре слоя

И пусть разбивают посуду.

К чему потакать обиде,

Бессмысленно это и глупо:

Радость в истинном виде –

Совсем не такая, как рубль.

Вот тут и основа века,

Без отдыха шпарить буду,

А те, у кого на все картотека,

Где счастье ютится под буквой «омега» -

Пусть разбивают посуду!

12-24 ноября 1988

Я иду не спеша

И под первой звездой

Освежает душа.

Хоть и труден был день,

Но прошел он не зря,

Оттого набекрень

Слезла шапка моя.

Ничего мне не жаль,

Даже наоборот.

Ночь накинула шаль,

Будто милого ждет.

Под ногами, хрустя,

Подминается снег.

Может годы спустя

Молодой человек

Будет так же идти

И насвистывать вальс,

Будут дети расти

Так же, как и сейчас.

Ничего мне не жаль,

Лишь бы знать наперед,

Что в счастливую даль

Наша песня дойдет!

19 ноября 1988

Ваши мне слова как ветер в поле –

Слегка обвивают меня и радуют.

Безумство опять навалилось что ли,

Или может просто я ласки жаждаю?

Не простые это, наверно, речи,

Если я после них шевелюру путаю,

Если мне после них настолько легче,

Что готов в рукопашную с Чудою-юдою.

И не слышу шума, под взглядом ежась,

Просто силы и разума почти лишаюсь,

Это что-то новенькое пришло, похоже,

Благоговею, радуюсь и не стесняюсь!

20 ноября 1988

Все о себе, да о себе,

Таков уж человек.

В какой-то узенькой избе

Проводит он свой век.

То слезы льет, то смехом пьян,

То водку пьет, то сок.

То в чем-то видит он изъян,

То в том же самом – прок.

Бывает от любви с ума

Почти готов сойти,

А иногда кричит: «Чума,

Счастливого пути!»

Закутан, выйдет на мороз,

Еще бы шубы три,

А когда счастлив – так бы снес

Штафетину двери.

На праздник если приглашен,

Здесь нужен глаз да глаз,

А то полезет на рожон –

Получит или даст.

И вспоминая этот день

Зальется хохотать,

Потом вдруг вспомнит про ремень,

Полезет под кровать.

В кино заснет и захрапит,

А как зажжется свет –

Вполне приличный примет вид,

Мол, это был сосед.

Душа, как водится, грешна

И плоть попросит плоть.

Он скажет: Ты мне так нужна,

Об стенку бейся хоть!

А как запляшет ребятня,

Таков уж человек, -

Он будет то живей огня,

То тихим словно снег.

Работать будет словно волк,

И деньги принесет,

Но скоро станет одинок,

И – рыбою об лед.

Закрутит новые рули,

Свернет за поворот,

И чтоб застукать не смогли –

На тещу наорет.

То, ни с того и ни с сего,

Запьет почем зазря.

Под бормотанье: «Ничего…»

Измерит все «моря».

Таков уж, видно, человек,

Иного не дано:

Возьмет – повысит интеллект,

Так быстро, как в кино.

И речи умные толкать

Поступит в институт.

Все скажут: Ну ни дать ни взять,

Совсем рехнулся, шут.

Проучится он года два

И скажет как-то раз:

Болит, чертовка, голова,

Я дальше, братцы, пас!

Но все же выудит диплом,

Таков уж человек,

И вспомнит он, что был отцом

Двух маленьких калек.

Приедет, робко позвонит,

В волненьи кашлянет,

Жена увидит кто стоит

И на руки падет.

Он будет интеллектуал,

Получит три двери,

Которые пообещал

Под скромное: не ври.

И заживут они тогда,

Таков уж человек,

Как не мечтали никогда

Никто в двадцатый век.

20 ноября 1988

Мне рано заветы писать

И все-таки хочется чтобы

Врун слова не мог прокричать,

А злой излечился от злобы.

Не только вращенье земли

Года наши прочь удаляет,

Ведь недруг порой хуже тли

Все соки из нас выпивает.

Один опоздал на урок

И сел под насмешки и ругань,

Другой мчал не чувствуя ног,

Каким-то злодейством напуган.

Все это по жизни идет

Снаружи почти беззаботно,

Но кто знает сколько пройдет,

Пока скрытный станет свободным?

Душа – это не пластилин,

Она скорей хрупкая ветошь.

Вот ты предо мною один,

И вряд ли мне на слово веришь.

Ты будешь хитрить и шутить,

От темы такой убегая,

Ведь жить для тебя – только жить,

Без всякого ада и рая.

Не буду тебя убеждать,

Не стану до бешенства спорить.

Мне хочется слово сказать,

Но может быть лучше не стоит.

20 ноября 1988

Видимо, с подвохом все в порядке.

Когти рву, как рвал траву,

Не во сне, а наяву

Я с своей судьбой играю в прятки.

Бедная, не знает где искать.

По ее гнилому расписанью

Я бы должен уставать,

Сразу падать на кровать

И взрываться бесподобной бранью.

А, к тому же, думала она

Оцепить меня сплошным упадком,

Что бы, глядя из окна,

Не искал себе рожна,

Словом, привыкал к ее порядкам.

Но, как говорится, кукиш вам

За такие тщетные заботы.

Лучше все, что есть отдам,

Буду с горем пополам

Корчиться с субботы до субботы.

Ничего, что некуда идти,

У меня в башке - свои дороги.

Так что, милая, прости,

Нам с тобой не по пути,

А иначе, обломаю роги!

23 ноября 1988

Я настроился сам

На волну обаяния Вашу,

Оттого так тревожно,

Неуютно сердцам,

Что у них не поставлено стражи.

Я, вполне может быть,

Поступаю нелепо,

Так обманчив в своем поведении:

Если снова любить

Мне доверило небо,

Значит это опять на мгновение…

Пахнет именем цех.

Этим греясь теплом,

Я в работе кипуч и навязчив,

Ну а Вы не из тех,

Кто гордится добром

И тушуетесь в каждой удаче.

Вы повсюду одна,

Как живая вода,

И, конечно, способны на большее.

Вот и нету мне сна,

Вот и светит звезда

Все сильней, все больней, все тревожнее.

Я иду без сигналов,

От любви в стороне,

Тем не менее, жарко до пота.

День всегда одинаков,

Как часы на стене,

Разной может быть только работа.

И всесильная мысль

Разметала гнездо,

Там, где надо бы чувству вселиться.

Мне бы броситься ввысь,

Обернуться звездой,

А потом Вашим взглядом родиться!..

23-24 ноября 1988

К чему о том тужить?

И есть кого любить!

23 ноября 1988

Я сам себе в уме

Чего-то большего хотел,

Чем то, что я сумел.

Я от невзгоды простывал,

В мечтах не спал ночей,

Но я и не предполагал,

Что год так быстр, а мир так мал

В обычности своей.

Такая уж в природе есть

Цепочка аксиом:

Ребенок – бесконечен весь,

А взрослый – точно гном.

Дороги разные в пыли

Я обновлять любил,

Теперь кукую на мели,

Гребу руками ил.

Но не жалею ни о чем,

Ушедшем в никуда.

В пятнадцать – рвем,

В семнадцать – ждем,

Но все – не навсегда!

Ноябрь 1988

Огни не горят

И дождь так бесформенно льется,

Под зонтиком двое,

Целуясь стоят,

Никак им, влюбленным, неймется.

Но я не о том,

А о том, что за ними

Желтеет стена двухэтажного дома,

Там некогда жил

С родными своими

Один мой давнишний знакомый.

Он рано вставал,

Не будил никого

И шел на работу за час до начала.

«Невыгодный муж» -

Жена так его

Толь в шутку, а то ли всерьез величала.

И хоть целый день

Он был вне своих стен

И дома его настигала усталость,

Он целые ночи

Подолгу умел

Не спать. Ну и что же с ним сталось?

Пустынная площадь.

Окончился дождь

Но солнце уже показало улыбку.

Вот так же и он

Появился точь-в-точь

Взъерошено и по мальчишески зыбко.

Я знаю его,

Он известный теперь

И так же как раньше прост и обыден

Но в призме своих

Побед и потерь –

Он новое время увидел!

23 ноября 1988

Гляжу я на небо, на яркие звезды

И вижу то время, как желтый листок,

Упавший на белую снежную простынь –

Вот так же и я был тогда одинок.

А за окном промелькнет вдруг лицо,

Чей-то далекий мне образ напомнит.

Прямо раздетый пойду на крыльцо:

Нет, это ветка в обман меня вводит.

Колышется ветка, идет снегопад,

Пустынное поле тоску навевает,

Зачем так чувствительно птицы молчат

И так отрешенно собака не лает?

Быть может не стоит ночами сидеть

И ждать когда кто-нибудь думы развеет,

А взять и как лист – от всего улететь,

Ведь он оторвавшись – живет, пока реет.

Ноябрь 1988

Если в жизни существует май,

Значит можно думать о прекрасном,

Сквозь разлуки, боли и печаль.

Безрассудным быть и оптимистом,

Иногда лениться и дурить,

А на небе бесконечно чистом

Радуги и тучи находить.

Ноябрь 1988

Взрывы где-то грохочут что ли?

Или просто по сердцу прошла межа,

Нечто важное режа в доли.

Ни к чему афоризм, уходящий вдаль,

Можно запросто так обсказаться:

Карандаш – это мы, наша жизнь – это сталь,

Нас точащая, чтоб расписаться.

Не дома ходуном, им чего, дуракам –

Как поставили - будут томиться.

И не взрывы щекочут пятки горам,

Это нам самим не стоится!

7 декабря 1988

Подступило, сказать не могу;

Я всегда вот так, между прочим,

Уступаю любовь врагу.

Во мне, кажется, нету права

Кому-то себя навязать,

Ведь если прикинуть здраво –

Любовь, почитай, забава,

Где может любой играть.

Что-то важное очень-очень

Подступает, сказать не могу,

Это, видимо, сердце хочет

Не остаться у вас в долгу.

Но по правилу одиноких,

Ему права на то не дано

И, рождаясь, сгорают строки:

Только вспышка и вновь - темно.

Что-то важное и простое

Подступило и нету сил

Совладать со своей душою,

О которой почти забыл.

Вновь она о себе трезвонит:

Осмотрелась и ожила

И к чему-то такому клонит,

Чему даже любовь мала!

7- 11 декабря 1988

Однажды Васька-кот,

По случаю большого выпивона,

Зашел в соседский огород.

Его заметила бездельница ворона.

- Лови его, лови! Бей пьяного кота!

Так закричала она, горло надрывая,

Тут из-под ближнего куста

Сорвался пес, свирепствуя и лая.

А кот, не будь дурак, - и, прыг на городьбу,

Ворона же геройски опустилась.

А пес, чтоб не испытывать судьбу,

Прыг на нее, и как она не билась,

Как не пыталась оправдаться,

Пес ощипал ее и гордый вон пошел:

Не смог поймать вора, так хоть предлог нашел

С виновницей тревоги расквитаться.

7 декабря 1988

Я, похоже, приют не найду;

Мне в лесу не грозит ничего!

9 Декабря 1988

Детство кануло в прошлое.

Но оставила люк

Суета суматошная.

То и дело туда

Опускаюсь по памяти.

Теорема проста:

Мы всегда чем-то заняты.

Время мчит во всю прыть,

Забывается малое.

Все торопятся жить

И вернусь ли к началу я?..

Декабрь 1988

Но не верю я:

Фокус бытия!

12 декабря 1988

Улетает последнее чудо,

Незаметно, как маковый цвет.

Я, наверное, скоро забуду

Детства самый великий секрет.

В том секрете и сосны и звери,

И в тени еле слышный ручей.

Там любые закрытые двери

Привлекают загадкой своей.

Улетает последнее чудо

Так таинственно и нелегко,

И, похоже, я выйду оттуда,

Как из моря когда-то Садко.

13 декабря 1988

Веришь ли, мы многого не знаем

И совсем не по своей вине,

Вот зимой узоры на стекле

Результатом холода считаем.

А ведь, если глубже заглянуть,

Явное становится подлогом:

Те узоры служат лишь предлогом

Настроенье в гору подтолкнуть.

Или, если кто-то улыбнулся,

Доверяя нам свои глаза,

Мы спешим самим себе сказать,

Что, мол, просто взгляд о нас споткнулся.

И не знаем, чувствам на беду,

Цену мимолетному свиданью,

А потом, уже при расставаньи,

Молимся на яркую звезду.

Видишь ли, мы неучи во всем,

И тому причина – наши годы.

Чем взрослей, тем больше смотрим в ноты

И все заунывнее поем!

13 декабря 1988